Раннее утро давило на уши густым равномерным гулом. Эсси всегда казалось, что именно так и звучит тишина, которую их небольшая экспедиция охотно разрывала мириадами мельчайших звуков: хрустом веток и прошлогодней листвы под ногами, дыханием, тихими короткими переговорами. По мнению Ньюта это время было лучшим для подобных затей: обычно никто кроме молодежи не поднимался в такую рань, либо был слишком занят вопросами рутинной поддержки лагеря, чтобы попытаться остановить юных энтузиастов.
Он говорил, что это будет сюрприз, рассказывал о доисторической развалине так гордо, словно это был рождественский подарок в восхитительно яркой, переливающейся обертке с пышным бантом, подарок вывалившийся в реальность со старой, выгоревшей от времени полимерной открытки, которой местный архивариус закладывал свой гроссбух. На деле гигантский остов мертвого корабля на праздничный презент с виду совсем не походил и если и имел что-то нарядное в своем замшелом облике, то только россыпью мелких ядовито-желтых насекомоядных родственников земного вьюнка, да рубиновые мятные ягоды, рассыпавшиеся по лиственному ковру перед провалом стыковочного шлюза. С интересом девочка подметила, что воодушевлены все, кроме негласного, но признанного лидера их группы. Астрид была напряжена, как гончая, взявшая след, Базз уже витал в чудесном мире давным давно утраченных человечеством Улисса (и благополучно забытых населением всей остальной ойкумены в виду полного устаревания) технологий, сама Дипвуд мечтала найти здесь все еще герметичный отсек гидропоники (о том, что они вообще существуют и для чего именно девчонка узнала совсем недавно, но немедля загорелась идеей отыскать один, раз уж на их забытом богом мире завалялся бесхозный космический аппарат). На Ньютона же напала совершенно несвойственная ему беспричинная меланхолия. И нельзя сказать, что это кого-то могло всерьез обеспокоить, потому что Улисс вообще по природе своей не располагал к пристальному вниманию за чужой рефлексией и душевными порывами. Эсси пропустила вперед старших товарищей, незамедлительно скрывшихся в недрах корабля.
Одернув широкий фартук со множеством карманов, девица, предусмотрительно щурясь в темноту, подошла к Ньюту, заглянула в нанесенный флюоресцентной краской прямо на стену отсека план.
- Раз тут есть "мой гербарий", то, может, и выжившие остались? - посетила ее внезапная мысль, разбуженная, вероятно, невинной шуткой о феях, -...и они в литургическом сне! - Эсси задержалась у карты, взволнованно хлопая глазами, и очнулась только тогда, когда парень, уверенный, что она все еще следует за ним, предложил свою помощь в борьбе с проводами.
- Она тебе сейчас нужнее, чем мне, - беззаботно отозвалась на предложение девчонка, искренне про себя надеясь, что ржавчина, обильно покрывающая металлические части обшивки отсеков, герметичность которых иссякла давным давно, не хранит в себе опасных сюрпризов, способных отправить одного не в меру инициативного подростка в горячку на пару недель, а то и дольше. Строго говоря, уже давно стоило перестать даже задумываться о таких мелочах, но для самого малолетнего участника это сначала было очень важным, а потом и вовсе вошло в привычку. В конце концов, время от времени эта маленькая особенность нередко оказывалась весьма полезной. Как правило, когда надо было срочно вспомнить, что ел, пил и где лазил очередной пациент, давящийся насыщенно лиловой (цвет, впрочем, произволен) пеной или демонстрировал иные занятные симптомы, которые не были знакомы ни колониальным медикам, ни их молодым, но способным и любознательным помощникам, вроде самой Дипвуд.
Тихий топоток резвых ног обозначил ее приближение, а скоро и затянувшаяся пауза, сеявшая в прохладном полумраке галерей неприятное напряжение была разорвана:
- Сейчас, например, мы их чисто случайно пробудим от этого литургического сна, представляешь? И они будут как восставшие мертвецы, ведь столько лет уже прошло. Вот жуть-то!