Лестер проснулся и снова был пьян – она догадывалась, даже не видя, что его широкое красивое лицо раскраснелось, большие воловьи глаза налились кровью. Его зычный голос разносился по коридорам и каютам, не нуждаясь мегафоне.
- Иди ты к дьяволу, тупая шлюха, - орал он, и Катарина сжимала пальцами виски, чтобы уговорить головную боль хоть немного утихнуть, но от голоса Лестера Миллера та только разгоралась сильнее. Задорная музыка, гремевшая из кают-компании, давила на нервы и удивительно гармонично сочеталась с воплями новоиспеченного хозяина «Сероглазой» - шикарной космической яхты, затерявшейся посреди космоса.
- Я тут хозяин, я тут решаю! Мое, все мое, - гремел Лестер, и Катарина, вздохнув, вышла из своей каюты. Шелест темно-синего вечернего платья тонул в грохоте музыки, голосов, скандала и кутежа.
«Сероглазая» сбилась с курса уже несколько дней назад, и теперь металась, управляемая безумцем. Когда Лестер впадал в беспамятство, команда пыталась выправить курс и вернуться в цивилизованный космос, но рано или поздно он просыпался, хватался за штурвал и снова бросал яхту в никуда.
Катарина знала эту дорогу наизусть – пытаться увести Лестера из кабины пилота уже стало ее привычкой. Чаще всего ей это удавалось, но с каждым разом – все с большим трудом.
- Ааааа, безутешная вдова, - грохнул он, когда Катарина показалась в проеме, сияя мягкой улыбкой и уговаривая себя не обращать внимания на его гнусные комментарии. Миниатюрная подруга Лестера, Алекс, жалась в уголке, красуясь свежим кровоподтеком. – Или мне лучше называть тебя мамочкой?
Лестер, давно разменявший четвертый десяток, поднял бутылку и сделал из нее солидный глоток. Катарина продолжила улыбаться.
- Лестер, зайка, гости скучают, - нежно проворковала она, стараясь убрать из голоса все нотки сексуальности. Он и так в последнее время стал позволять себе слишком много.
- Пошли они, - грохнул он, отходя от штурвала и чуть покачиваясь. – Пошли все! Я тут главный!
- Конечно, кто же кроме тебя? - Безо всякой иронии подтвердила Катарина, осторожно подходя и беря его под руку. Бледный как мел пилот, стоявший чуть в стороне, благодарно кивнул ей. – Алекс, куколка, а почему бы вам с Лестером не потанцевать? – Алекс затравленно посмотрела на нее, а потом на своего жениха.
«Ну давай же, Алекс, не трусь!» - Катарина не знала, кто из двоих бесит ее больше. Лестер был скотиной, жестокой, непредсказуемой тварью, но даже с ним можно было сладить. И надо было быть полной кретинкой, чтобы не понять этого, надо было быть круглой дурой, чтобы раз за разом нарываться на его кулаки. Катарину, которую он терпеть не мог, Лестер не то, что ни разу не ударил – даже не поднимал руки, в то время как Алекс все время красовалась разбитой физиономией. «Если третий муж подряд бьет по роже, дело не в муже, а в роже», - припоминалась ей циничная истина женских журналов. Алекс все же нерешительно сделала шаг вперед.
- Вот умница. Вы такая чудесная пара, - продолжала Катарина, ласково, по-матерински гладя по плечу мужчину, который был на две головы выше нее и старше на десять лет. – Я мечтаю побывать на вашей свадьбе, когда мы вернемся на Землю. Ты же сделал Алекс предложение, верно?
Алекс робко приблизилась, взяла своего жениха под руку с другой стороны, и две миниатюрные девушки, словно быка на ярмарку, повели хозяина всего обратно в кают-компанию, проходя мимо целующихся парочек, женщин, в полурасстегнутых платьях и мужчин, пьяных до состояния, когда все эти прелести переставали их интересовать. «Сероглазая» уже несколько дней поминала своего бывшего хозяина – и Катарина внутренне содрогалась от того, каким торжеством были наполнены эти поминки.
- Тупая овца. Думаешь, я не понимаю, что ты затеяла? Я тебя насквозь вижу, мразь, - Лестер уронил голову на грудь и посмотрел на нее исподлобья злым, тупым, животным взглядом. Катарина подумала – как же он похож на своего отца – и ощутила укол в сердце. Дерека ей не хватало.
…
Они познакомились во время приват-танца, мультимиллионер несчастный в браке, и стриптизерша с темным прошлым. Он понравился ей сразу – высокий, широкоплечий, абсолютно седой, с умным, строгим лицом и красивыми большими глазами вечного ребенка. Несмотря на свой возраст, приближавшийся к шестидесяти, он был в отличной форме, знал толк в развлечениях и собирался провести остаток жизни так, как ему захочется. У Дерека Миллера был только один недостаток – слишком большая семья. Сын Лестер от первого брака, несколько дочерей от второго, третья жена, слегка постаревшая охотница за миллионерами, вроде самой Катарины, успевшая изрядно ему надоесть, без числа дальних родственников, круживших, как стервятники вокруг его миллионов. Но все это было ерундой, по сравнению с тем, что Дерек  находил ее очаровательной, звал «своей девочкой», как никто умел застегивать на ее шейке алмазные колье, смеялся ее шуткам, даже когда они были несмешными, ни разу не дал ей почувствовать себя необразованной дурочкой, покупал все, что ее душе угодно и даже назвал новоприобретенную яхту в честь ее глаз, намекая, что когда-нибудь подарит ее Катарине. Одним из любимых его занятий было посещение казино – и он приходил в неописуемый восторг, глядя на то, как заворожено Катарина следила за шариком рулетки, словно кошечка, с которой играет добродушный хозяин. Он никогда не беспокоился о том, что она проигрывала слишком много, он вообще, кажется, никогда ни о чем не беспокоился.
В общем, Дерек Миллер был близок к понятию «мужчина мечты», а потому Катарина, удивляясь сама себе, согласилась, когда он предложил оформить их отношения официально. На пути у них стояла только необходимость развода, который, Дерек был уверен, он с легкостью получит, выплатив надоевшей жене компенсацию, и они, легкомысленные как дети, отправились в своеобразное предсвадебное путешествие на «Сероглазой», созвав на яхту кучу гостей, включая и Лестера с его девушкой.
Однажды Дерек сошел на одной из планет, мимо которой они пролетали, сообщив, что ему нужно лично увидеться с адвокатом и женой – та требовала какую-то уж совершенно неприличную сумму за развод, и он собирался уговорить ее быть поскромнее. Они договорились, что яхта продолжит свой путь, сияя огнями и звуча музыкой, а он нагонит их, когда решит все дела.
- Я скоро вернусь, - сказал Дерек на прощание, сходя с космолета своей упругой, почти мальчишеской походкой, и Катарина улыбалась, глядя ему вслед. В ее руке искрился бокал с дорогим шампанским – она пила, чтобы остаться ему верной. Это был первый мужчина в ее жизни, которому ей по-настоящему хотелось хранить верность. Это были одни из самых счастливых дней ее жизни – а потом начался кошмар.
Известие, что космолет, на котором Дерек собирался догнать яхту, упал во время взлета, нагнало их на третий день путешествия. Невозможно было узнать, удалось ли Дереку оформить развод, до чего он смог договориться с женой, и Катарина тут же сочла, что знает, кто виновен в произошедшей катастрофе. С этого дня Лестер, который при отце предпочитал вести себя тихо и скромно, будто сошел с ума, постоянно пил, поминая отца далеко не самыми ласковыми словами. Праздник на «Сероглазой» как-то очень быстро обернулся оргией, и Катарина даже не успевала оплакать своего жениха – слишком много усилий приходилось прилагать, чтобы просто существовать на пиру во время чумы. Лестер, не дожидаясь оглашения завещания, объявил себя хозяином всего, и развлекался тем, что сначала медленно и методично, а в последнее время все жестче и грубее пытался вывести ее из себя, задеть и унизить. Она не спорила с ним – Дерек, щедрый до неприличия, обеспечил ей солидный счет в банке, и она готова была сойти на первой же планете, пересесть на первый же пролетающий мимо космолет, только бы закончить этот кошмар. Но легко угадав ее намерения, Лестер уводил яхту все дальше и дальше в космос, не желая расставаться со своей игрушкой.
…
- Думаешь, можешь обвести меня вокруг пальца? – Рявкнул вдруг Лестер, легко сбросил обеих девушек и схватился за жемчужное ожерелье, висевшее на шее Катарины. Притянул к себе, и Кэт встретилась взглядом с его налитыми кровью глазами, в которых не было и следа опьянения, а была какая-то жуткая злость. Она внутренне поежилась.
«Не бойся, не бойся, не смей его бояться,» - твердила она себе, твердо выдерживая взгляд. Это как с животными, если опустишь глаза, покажешь страх, тебя разорвут на клочки, Катарина не собиралась поддаваться, но помимо воли ужас проникал ей под кожу. Она дернулась, и жемчужная нитка порвалась, рассыпавшись белыми блестящими бусинами по сверкавшему полу.
- Дай мне сойти, - мягко сказала она. – Дай мне навсегда исчезнуть из вашей жизни, ну же… ты же не выносишь меня, так просто дай мне уйти.
Лестер мотнул головой, как разъяренный бык и уставился на нее свирепым взглядом, он открыл рот, чтобы что-то ответить, и в этот самый момент странная дрожь прошла по блестевшему полу, яхта качнулась, и рассыпавшиеся жемчужины снова покатились, стуча друг о друга и сверкая в свете электрических ламп.

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-11 17:43:36)

Катарина повернула голову, чтобы увидеть, что пилот, еще бледнее, чем раньше (а она-то думала это невозможно!) выскочил из кабины, и бежал к ним, размахивая руками и как-то нелепо открывая рот – она поняла, он пытается что-то крикнуть, но спазм в горле лишает его голос звука.
- Что там слу… - она сделала шаг навстречу пилоту, и тут же почувствовала, как что-то схватило ее за плечо и резко развернуло – не что-то, Лестер, кто же еще.
- Смотри на меня, сука, когда я с тобой разговариваю! – Его лицо оказалось так близко, словно он собирался ее поцеловать, и Катарина внутренне содрогнулась, но он резко отшвырнул ее в сторону, и, запутавшись в подоле длинного платья, она упала, больно ударившись локтем и головой о стену коридора. «Началось, - подумала она. – Вот теперь его ничто не остановит».
А потом Алекс завизжала, громко, истерически, перекрикивая бравурную музыку, и Кэт подумала, что задушила бы эту идиотку собственными руками, Лестер оглянулся:
- Хватит орать! – И размахнулся, чтобы прибавить к свежему кровоподтеку на лице девушки еще один, -  и Катарина не могла его за это винить, - она подобралась, и попыталась втиснуться в щель между сложенным шезлонгом и стеной,  думая только о том, что Лестеру сейчас ни в коем случае нельзя попадаться на глаза.
А потом она увидела их.
Чарли, помощник пилота, молодой паренек с подростковыми проблемами с кожей упал в конце коридора, и из-за его спины вырос мужчина, который никак не мог быть одним из гостей престижной яхты, потом еще один, третий, да сколько же их?!, а Алекс все визжала, не обращая внимания на занесенный кулак, и послышались еще какие-то женские голоса, и низкие – мужчин, и крики вдруг заглушили музыку, и Катарина поняла – пираты, какие-то жуткие, нецивилизованные пираты, не их тех, которые могут удовлетвориться пленением и выкупом. Нападение этих зверей означало смерть – в лучшем случае.
Беспечные космические путешественники любили травить байки о том, как они отбивались от нападения пиратов и рисовались, утверждая, что даже попасть в плен – всего лишь легкое приключение. Но Катарина чувствовала за этой бравадой ложь – куда реальнее были истории, что рассказывались шепотом – о полностью вырезанных космолетах, жестоко убитых мужчинах, изнасилованных и только после того убитых женщинах, о страшных трупах, которые выкидывали прямо в открытый космос и на которые иногда натыкались космолеты, которым непосчастливилось залететь слишком далеко от цивилизации. Конечно, большинство просто не находили.
Она сжалась за шезлонгом, за которым могла спрятаться разве что мышь, и ощутила, как липкий ужас прошел по спине. Хотелось зажмуриться и притвориться, что все это происходит не с ней, что она сейчас моргнет и проснется в постели рядом с Дереком, да рядом с кем угодно, в реальности, где нет ни Лестера, ни этой проклятой яхты, ни бородатых мужчин, тяжелыми шагами проходивших по коридорам.
«Не смей закрывать глаза, дура» - обругала она себя, чувствуя, как по лицу помимо воли потекли слезы – от страха. Сердито стерла мокрое с щек.
«Я выживу, я выживу, выживу» - твердила, заставляя себя выглянуть из укрытия. Лестер тряс Алекс как большую, в человеческий рост куклу, а та все продолжала орать, и Катарина подумала – да он же убьет ее, и хотя Алекс вызывала в ней только бешеное раздражение, она выбралась из своего укрытия – чертова юбка за что-то зацепилась, и Кэт потянула дорогую ткань, обрывая.
«Я выживу»
- Руки убери от нее, ублюдок! - Заорала она, пытаясь толкнуть тяжелый шезлонг на Лестера, но едва смогла сдвинуть его с места, и только тут увидела высокого пирата, приближавшегося к ним из дальнего конца коридора. Лестер бросил трясти Алекс, оглянулся - и, наконец-то повезло, - "я выживу", - сделал шаг, подскользнулся на рассыпавшемся жемчуге, и упал на пол, но только больше озверел, взревел, протянул руку, пытаясь схватить кого-угодно, что угодно - чтобы, она чувствовала, разбить, разорвать, - "я выживу" - раскрошить и уничтожить. Он как будто вовсе не понимал, что происходит вокруг.

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-18 21:52:16)

- Лестер, - выдохнула Алекс, когда тяжелый ботинок нападавшего опустился на запястье бывшего хозяина всего, а потом снова повторила его имя, уже гораздо тише. От удара по голове Лестер дернулся и обмяк, превратившись в неподвижную тушу, и Кэт успела испытать острый и сладкий укол злорадства, хотя если разобраться, Лестеру теперь было лучше, чем им с Алекс – он хотя бы не осознавал происходящее. Мужчина оглянулся на них – и у Катарины по спине пробежали мурашки – но экзекуция, какой бы она ни была, видимо, откладывалась. Алекс сделала непроизвольное движение, и Катарина резко схватила ее за руку, грубо удерживая от лишних телодвижений. Мало ли что можно ожидать от этой девчонки, еще начнет приводить ненаглядного в чувство или рыдать над телом – это уж смотря по тому, остался ли Лестер жив после удара. Она подозревала, что он просто потерял сознание, ей случалось видеть подобное, но проверять – нет уж, увольте. Тем более, что пират уже ловко убрал меч в ножны и отдал распоряжения. В отличие от Миллера-младшего он не нуждался в том, чтобы словами доказывать свое превосходство – куда красноречивее слов были его поступки, широкая спина, мощные руки и скользящий взгляд, которым он их наградил. Катарина стиснула пальцы Алекс так сильно, что удостоилась недоумевающего взгляда – оказывается, блондинка и не собиралась сопротивляться или впадать в истерику – неплохо для разнообразия.
Женщины переглянулись. Что за чертовщинка заплясала в глупых распахнутых глазах Алекс? Катарина не поняла, и не время было об этом думать.
И они пошли – пошли по коридору, устланному неподвижными телами, от взгляда на которые у Кэт сжималось сердце. Она то и дело поглядывала на Алекс – как то эта неврастеничка переживет подобное зрелище? - но та как будто и не обращала внимания, шла как сомнамбула, и только в глазах все продолжал гореть странный огонек. Оборванная синяя юбка волочилась как самый уродливый в мире шлейф, Катарина подхватила край и попыталась оторвать – ткань все не поддавалась. Они прошли мимо большого зеркала, висевшего в коридоре и умножившего количество распластанных тел вдвое, и Кэт взглянула на свое лицо – неплохо, она думала, что выглядит, как древняя маска ужаса, но была просто бледна и очень сосредоточенна. Портили дело следы слез, и она принялась оттирать дорожки на щеках. Алекс на мгновение замерла возле своего отражения и заплакала – тихо, беззвучно, как если бы оплакивала свое разбитое лицо, горевала о нем – больше, чем горевала о Лестере. Катарина снова дернула блондинку за руку – синяки заживут, кровоподтеки исчезнут, это если им удастся выжить, так что нечего лить слезы.
Пилот лежал у своей кабины, но постепенно приходил в себя – кровь из разбитой головы залила лицо, но он хотя бы был жив - пытался подняться, правда взгляд у него был совсем осоловелый - сотрясение мозга точно, а что еще? Некоторые из лежавших не подавали признаков жизни. Помощник пилота, Чарли сидел, прислонившись к стене и прижимал к груди странно вывернутую правую руку, баюкал ее, пытался улыбаться – у мальчика шок, подумала Катарина. Им навстречу стали попадаться другие пираты – мощные, высокие мужчины с блестящими глазами и длинными бородами, и их пленитель сделал странное движение, чуть не толкнул женщин, обходя, и словно прикрыл их от посторонних взглядов – так животные, подумала она, обозначают свою добычу. Складка между бровями Катарины стала глубже – как это трактовать? Значило ли, что в иерархии захватчиков их нынешний страж занимал не последнее место? Или наоборот, будучи шестеркой, тщетно пытался оставить себе  хоть кусочек? Она не знала их традиций и могла ориентироваться только на инстинкт.
По лицу Алекс продолжали катиться крупные слезы.
- Я бы хотела, чтобы мы остались с ним, он сильный и защищает нас, - шепнула блондинка, и Кэт напряглась – снова этот огонек, да что творится с этой дурочкой? Алекс смотрела на широкую спину, разворот плеч, сильную шею и затылок, смотрела жадно, но совсем не так, как если бы планировала нанести удар – и за это стоило поблагодарить небеса.
-  Но только я так ужасно выгляжу, что он не захочет меня оставить, - продолжила Алекс, и презрение обожгло Катарину ледяным пламенем.
- Ты рехнулась? – Успела прошептать она, сжимая пальцы девушки сильнее. О, теперь она поняла, что за черти плясали в больших испуганных глазах. Она знала это выражение покорности и похоти, знала этот взгляд течной суки – она только не знала, что это называется стокгольмским синдромом, но зачем ей название, если она верно ухватила суть? Как же быстро Алекс превратилась из нормальной цивилизованной девочки в тупое животное. Кэт уже видела такой взгляд у женщин, которых много били и унижали. Непонятно было только, почему Алекс так стремительно прошла все стадии – от ужаса до возбуждения.
- Закрой рот, - зашипела она, испытывая непреодолимое желание ударить блондинку – но делать этого не стоило – во всяком случае, пока они находятся в таком подвешенном состоянии. Катарина чувствовала – до поры до времени они считаются чем-то вроде собственности захвативших их пиратов, и не стоило ухудшать собственное положение порчей чужого имущества. Она никак не могла представить саму себя имуществом, никак ей не удавалось уложить это ощущение в голове, но вот представить «собственностью» Алекс могла без труда.
Тем временем они вошли в большой зал, где испуганным стадом толпились гости проклятой яхты, и Катарина брезгливо отпустив ладонь блондинки, наконец, оторвала юбку, превратив платье макси в платье мини, едва прикрывавшее бедра – очень нехорошо, но лучше, чем путаться в подоле, если придется отбиваться и убегать. Провокационно – но быть женщиной в такой ситуации само по себе было провокацией.
Гости испуганно глядели на них, на нее, словно и не игнорировали ее после смерти Дерека, словно не праздновали с такой радостью смерть самого лучшего из людей, и Катарина снова ощутила злорадство – видеть их перекошенные ужасом лица было приятно. Да что с ней такое, неужели и в ней живет эта гнусная мразь, испытывающая наслаждение, когда подавляют волю? Неужели и она уже мысленно пыталась ассоциировать себя с захватчиками, отделить себя от жертв? Она больно прикусила щеку изнутри, наказывая саму себя – нечего тратить время на самокопания и ненужные сейчас эмоции, мозг работал, как самая быстрая в мире счетная машина, не стоило только ему мешать. В ее голове отстукивали варианты.
Зачем ему тот, кто сможет управлять кораблем? Неужели, яхта полетит куда-то далеко – едва ли среди пиратов не нашлось бы пилота, способного отвести их к ближайшей планете или откуда там берутся эти нелюди? Дело в драйвер-двигателях, которыми они не умеют пользоваться? Логично, иначе пираты появлялись бы в любой точке мира, однако подобные жуткие нападения случаются только в определенных системах. Куда этот высокий убийца собирается лететь, кого еще хочет захватить, что уничтожить? Не все ли равно – это шанс – если только она сможет остаться на борту и выжить – «я должна выжить, я обязательно выживу» - она и пробраться в кабину пилота сможет и изменить курс и, может быть, даже сбежать. Она умела управлять космолетом, еще с юности, в цирке считалось, что каждый член семьи должен уметь максимально много на случай непредвиденных ситуаций на гастролях, она знала даже, как выполнять драйвер-прыжки, правда, только теоретически, да и Дерек показал ей все тонкости управления этим судном, ведь подразумевалось, что это однажды станет ее кораблем. Она всегда отказывалась брать в руки штурвал и смеялась, что пока он с ней, ей это не понадобится. Она, глупая, верила, что он всегда будет с ней, он, умевший все на свете, но теперь его не было и… Катарина оборвала жалостливую мысль – вот еще только не хватало разрыдаться от сожалений о самой себе. Думать надо было, думать. Она мысленно представила себе кабину пилота – да, она, может быть, разберется.  Главное, не застрять на какой-нибудь дикой планете – и не умереть – главное, сейчас не светиться.
Мужчины в дорогих смокингах молчали, втягивая головы в плечи – она знала, что некоторые из них, кто-то точно!, мог бы исполнить роль пилота, у некоторых и лицензии на полеты были, но они молчали, трусливо прячась в толпе наряженных как райские птицы женщин, и Катарина заговорила первой – ведь вроде как к ним и обращался высокий пират.
- Нашего пилота я видела в конце коридора, он весь в крови, но, вероятно…
- Но ты же умеешь управлять яхтой, - перебила ее Алекс, преданно заглядывая в глаза захватившему их мужчине с этим мерзким, мерзким, каким же мерзким подобострастием.
– Катарина может управлять, ее Дерек учил, - повторила она и, кажется, даже кокетливо опустила подбитые глазки. Кэт готова была свернуть ей шею – план летел к чертям – как теперь ей тайно пробираться в кабину пилота, как менять курс, если все осведомлены, что она может это сделать? Ее либо выкинут с яхты, либо убьют, либо будут следить за каждым ее движением – опасно было считать, что эти пираты совсем идиоты.
- Я плохая ученица, я не справлюсь…  - попробовала она отступить и страстно посмотрела на гостей, моля о защите одним взглядом, но те только опускали глаза и смотрели в сторону, не желая выйти вперед и загородить ее от маячившей перспективы. А потом кто-то сказал:
- Но Дерек говорил, вы очень способная, - и тут же этот голос подхватили другие голоса на разные лады повторявшие одно – «Да мисс Нойер, кто же, как не вы, ведь вы почти хозяйка, кому, как не вам знать, как тут все устроено, да, мисс, у вас получится, мисс, вы справитесь» - и опрокинутая этим хором, Кэт стиснула зубы и выпрямила спину. «Животные, - думала. – Вы сдохнете, а я выживу, выживу».
Она подняла глаза и попыталась выдержать взгляд мужчины, который  у нее на глазах одним ударом отправил в нокаут нехрупкого Лестера и, кажется, одним движением пальцев мог сломать ее тонкую шею.
- Я могу попробовать, если пилот… не в состоянии, - в горле было так сухо, что ее голос прозвучал как воронье карканье. Она сглотнула и попробовала снова: – Я могу… попытаться.

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-19 22:21:33)

«Тау, - повторяла про себя Катарина, - Две сороки, Две сороки, Тау». Словно детская считалка, только вот в отличие от детских считалок этот бессмысленный набор звуков не вызывал приятных ассоциаций. Рядом, в унисон с ее мыслями эти звуки повторяла Алекс, шептала, пробуя на кончик языка незнакомый вкус дикого, странного имени. Девчонка, которой Катарина в недобрый час решила помочь – и оставалось только клясть себя за мягкосердечие – проломи Лестер светловолосую голову и, может быть, у нее не было бы сейчас таких проблем…
Впрочем, проблемы, как оказалось, были бы все равно. Очень поздно Катарина сообразила, что переоценила – или недооценила – себя, и сейчас ее откровенный наряд стал причиной повышенного внимания. Кто знает, не зацепись она за этого
…«Тау Две Сороки, две сороки в траве высокой, тау»…
пирата, и может быть, ее шанс остаться на яхте уменьшился бы до нуля? Кто знает, кого он возьмет с собой в путешествие, кого из тех, кто сейчас кружил вокруг нее словно стервятники над полумертвой добычей? И состоится ли это путешествие вообще? Не обманула ли она себя шаткой надеждой? Впервые в жизни она чувствовала такую растерянность. Наклонилась – о дьявол бы побрал ее привычку постоянно демонстрировать себя! – выпрямилась, осторожно скромно присела на корточки, подхватывая оторванный край юбки, превратившийся в грязную мятую тряпку, попыталась прикрыть чересчур открытые ноги, но было поздно, и кто-то рядом уже заявлял на нее свои права. Гордость не относилась к числу ее пороков, но тут даже у Катарины от возмущения перехватило дыхание – да как можно, с ней, со свободной, никому не принадлежащей, взрослой женщиной – так! Она вовремя прикусила язык, тем более, что рядом с первым, появился второй претендент, а потом и третий. Низкими гортанными голосами они делили ее – прямо у нее на глазах – и ужас происходящего вызывал странную дрожь где-то в глубине ее существа. Может быть, впервые в жизни так откровенно и прямо Кэт видела, какое впечатление она производит, слышала мысли мужчин, когда они смотрят на нее. И чувствовала – цивилизация и правила приличия только немного сгладили этот первобытный спор, который всегда сопровождает встречу полов, а по сути все осталось прежним – вот только удовольствие это было сомнительным и последствия обещали быть… жуткими. «А если приручить? А если включить обаяние?» - бесконечные «если». Она читала в сказках или слышала в глупеньких песнях про то, как женщина может использовать свои чары, взять под контроль самого дикого зверя, смирить ласковым голосом самую жуткую агрессию – и, может быть, она тоже могла бы – да вот только слушать ее ласковый голос тут пока никто не собирался.
Видела она и еще кое-что – речь даже не о ней, а о том, кто из мужчин достойнее, сильнее, значительнее – обычные разборки мальчиков в песочнице, диких животных в стае – и женщине в такие споры вмешиваться категорически нельзя. Никогда. Ни при каких условиях.
- Я с Тау, - громко сказала она, забыв обо всех своих разумных мыслях, когда один из спорщиков повернулся, и протянул руку к ней. – Я с Тау Две Сороки, - о как же странно звучало это имя, но она надеялась, что «ее» пират знал, что делает, когда сказал на него ссылаться. Она старалась звучать уверенно, вкладывая всю доступную ей силу убеждения и твердости в эти ничего не значащие для нее звуки детской считалки. – Он будет очень, очень расстроен вашим поведением. Вы же не хотите расстраивать Тау?
Она сделала полшага назад, быстро повязывая ткань вокруг талии, словно фартук, немного удлиняя короткую юбку, подняла глаза и посмотрела прямо на каждого из троих – поочередно. Как человек, приказывающий собаке «сидеть» или «лежать» вкладывала всю силу своей воли в этот взгляд - может быть, это было слишком, она же понятия не имела, когда перейдет границу безопасного поведения. И разница между тем или иным бородатым чудовищем, может быть, была невелика. Но у «ее» пирата, во всяком случае, было три преимущества – она знала его имя, он искал пилота и ни одного мгновения не смотрел на ее ноги этим жутким взглядом голодного зверя. В сложившейся ситуации, это тянуло на солидную причину отдавать ему предпочтение.
«А вот если бы они все передрались и поубивали друг друга,» - с тоскливой надеждой подумала Катарина, но рассчитывать на такой прекрасный исход не приходилось. Да и что с того – в таком случае ей придется остаться на яхте с собственными гостями, цивилизованными людьми, которые, как оказалось, вели себя хуже дикарей хотя бы потому, что были трусливы. Алекс всхлипнула где-то рядом – отчего опять? Катарина не могла оглянуться, продолжая удерживать визуальный контакт.

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-20 00:18:41)

Сеанс гипноза прервал уже ставший почти знакомым голос, и Катарина выдохнула – кто бы мог подумать, что она так скоро начнет радоваться возвращению пирата. Она уговаривала себя, что дело в составленном наспех плане, но облегчение, которое она испытала было слишком уж выразительным. Можно было даже понять Алекс, только Кэт не хотела ее понимать, хватит благотворительности. Пока "мальчики" выясняли отношения, она с напряженным вниманием следила за каждым словом. Не столько потому, что опасалась за свою судьбу - уверенность в «Сороке» крепла в ней с каждой секундой - а скорее для того, чтобы сориентироваться в обстановке. Ему нужен корабль и пилот, все остальное – не нужно, неужели она вытащила свой счастливый лотерейный билет? Повезло, - стучало у нее в висках. – Повезло, повезло, повезло…
«Юбку сорви» - она оглянулась, в поисках какой-нибудь женщины, чтобы продемонстрировать правоту «Сороки» его несговорчивым товарищам – но, как назло, никто не стоял на расстоянии вытянутой руки, а лишний раз двигаться Катарина не спешила. Надо было подумать об этом раньше – она представила, как сдирает с этих глупых куриц их нарядные платья, выставляя на всеобщее обозрение подправленные пластическими хирургами формы – на радость захватчикам – ведь как-то так и демонстрировали невольниц их будущим хозяевам – она где-то слышала. А женщины бы визжали и пытались прикрыться, и никому не было бы дела до ее откровенного наряда – она пожалела, что хорошие мысли приходят в голову с таким опозданием. Но картинка все стояла перед глазами, забавная, и Катарина нервно хихикнула, а потом выдохнула, беря себя в руки и снова вслушиваясь в разговор.
Где находится Каппа, которую упомянул «ее» пират? И что вообще такое – Каппа? Катарина ровным счетом ничего не понимала в космической географии – она знала, где находятся кассы рейсовых космолетов, примерно представляла себе цены на билеты, как-то отражавшие расстояния, прекрасно разбиралась в том, на каких орбитах можно найти казино, знала, что Земля вертится вокруг Солнца, и что Икабод, например, расположен в другой системе. Все ее знания ограничивались практическими нуждами – и что за чертово место эта Каппа она не имела ни малейшего понятия – нет, на Каппу ей было не нужно.
Тем временем, «мальчики» выяснили отношения, и Сорока дернул ее за руку, таща за собой к груде тел – вежливостью его обращение не отличалось, но рядом с ним Кэт почувствовала себя спокойнее. Женщина ему нужна не была, нужен пилот, а значит, все шло более, чем удачно. Послушно, без лишних возражений, она присела перед раненными и убитыми, стараясь не смотреть на лица. Юбка ей не подходила, нужны были брюки, и она зацепилась взглядом за темно-синюю форменную ткань. Потянула бессознательное тело кого-то из стюардов в сторону, стараясь не думать, что с ним – жив ли – и какая судьба его ожидает, и встретилась взглядом с осоловевшими глазами пилота. Лицо его все было залито кровью, глаза глядели тупо, и грудь вздымалась совсем слабо – мужчина был едва жив и вряд ли что-то соображал. Катарина протянула руки и ловко, умело, как давнему любовнику расстегнула форменный ремень. Снова непроизвольно улыбнулась – у нее, кажется, начиналась истерика. Ей часто приходилось раздевать мужчин, иногда даже плохо соображавших, что происходит, но никогда - в таких обстоятельствах. Она тихонько хихикнула:
- Зайка, лежи смирно, ловкая Кэтти все сделает сама, - почти шепотом произнесла она, расстегивая молнию и стаскивая брюки, которым, конечно, пришлось зацепиться за ботинки. Она бросила брюки и принялась расшнуровывать ботинки, когда услышала рядом чуть слышный стон.
Осторожно оглянулась на пирата, который терпеливо ждал, пока она оденется, и чуть-чуть сдвинула еще одно тело, чтобы обнаружить под ним испуганное лицо Чарли, помощника пилота, которого она раньше видела с искалеченной рукой у стены коридора, по которому они шли.
- Тихо, мальчик, тихо, - произнесла она, погладив Чарли по щеке и снова вернувшись к ботинкам пилота.
- Что они с нами сделают, мисс? – Выдохнул Чарли, которого, судя по всему, отнесли к разряду слишком поломанных, чтобы тратить на него время и оставили в груде тел, подлежащих утилизации в открытый космос.
- Я не знаю, милый, - соврала она, снимая с пилота брюки. – Но все уладится, вот увидишь. Поспи... просто закрой глазки и поспи.
Знала, как глупо и бесполезно звучит подобный совет, но что еще она могла ему сказать? Поднялась, испытывая мерзкое чувство, что делает что-то неправильное, и быстро влезла в синие брюки. Те были, конечно, очень велики, но она затянула ремень на талии и закатала штанины – выглядела, прежде всего, нелепо, но теперь можно было не опасаться привлечь к себе слишком много внимания. Выпрямилась, оглянулась, чтобы увидеть, что внимания все равно хватало. Распределенные и выстроенные гости яхты смотрели на нее недружелюбно, с какой-то затаенной злостью – «как скот» - подумала. Как скот на ярмарке – развели, распределились, согнали в кучу. Разве эти люди заслуживали иного? Разве какие угодно люди заслуживают подобного?
Сорока в очередной раз отбил чьи-то притязания и сообщил в унисон ее мыслям – нет, ни на какую Каппу она не поедет, нет, нет, нет. Какого бы высокого мнения Катарина ни была о себе, даже при самом благоприятном раскладе ей совсем не улыбалось стать любимой женой какого-нибудь варвара на удаленной от цивилизации планете.
- Я умею, я справлюсь, - на этот раз уверенно ответила она на вопрос пирата. Не хватало только, чтобы он засомневался в ней теперь, когда замаячивший шанс на спасение стал казаться таким достижимым. «Одна?» И что это должно было означать? Куда собирался лететь Сорока, почему в одиночестве?
- Что будет с ними? – Кивнула она на груду тел, из которой только что добыла себе брюки и странное тягучее чувство вины перед брошенным пилотом и совсем еще молоденьким его помощником. Могла ли она чем-нибудь им помочь, и не обернется ли ее помощь против нее самой? Если этот пират найдет себе другого пилота… не проще ли будет ему расстаться с ней? Обслуживающий персонал яхты всегда был с ней предельно доброжелателен. Чувствовали, должно быть, что они слеплены из одного теста, она не заносилась перед ними, они не презирали ее, как остальные гости. Но стоит ли проявленная вежливость того, чтобы рисковать? Она выдохнула – нет, Кэти, прекрати, это ты должна выжить, не хватит ли с тебя операций по спасению? Она не ожидала, что Сорока ответит и продолжила, ругая саму себя на чем свет:
-  Тут парень, помощник пилота. Сильно ранен, я так думаю. И не может управлять яхтой, - она прикусила губу. Чертова благотворительность – где, у кого она нахваталась этой страсти лезть не в свое дело и впрягаться за людей, которым ничего не была должна. Дерек, мелькнуло в голове. Дерек поступил бы именно так.
А еще ее беспокоила необходимость остаться с Сорокой в одиночестве на яхте посреди бескрайнего космоса. Может быть, он и возьмет с собой кого-то из приятелей. Может быть, она слишком быстро перестанет быть ему нужна. Может быть, путешествие затянется. «Я просто хочу, чтобы рядом был кто-то, с кем можно поговорить», - объясняла себе Катарина свою внезапную выходку. И сама не знала, сколько в этом объяснении было от правды.
- Но мне бы могли пригодиться его советы, пока он жив, - нерешительно закончила она мысль, просительно, робко - время ставить свои условия еще не пришло.

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-20 13:55:19)

«Сгорят в атмосфере…» Она представила обмороженные, окоченевшие тела годами, веками дрейфующие в космосе, чтобы потом, однажды, попав в зону притяжения какой-нибудь из планет во мгновение ока стать вспышкой на чьем-то небосклоне. Может быть, кто-то даже увидит этот прощальный салют. Красивая смерть… не хуже, чем покоиться в земле, на радость червям. Красивая смерть. Она уговаривала себя. Красивая. Если смерть вообще может быть красивой.
Катарина смотрела на то, как медленно – или ей только казалось – шли пленники по коридору в сторону корабля, который должен был их забрать. Смотрела на лица, линии затылков, опущенные плечи – почему-то никто не шел с высоко поднятой головой, словно они сразу смирились, словно составление списков и распределение надорвало что-то в этих людях. Словно рабство, таившееся не в варварах, захвативших яхту, а в самих цивилизованных людях образца двадцать пятого века, вырвалось наружу, попало им в кровь и заставило моментально принять правила игры. Катарина вздернула подбородок. Она запоминала лица, искала глаза – вот Алекс, зареванная, несчастная... Но  девчонки все будет нормально, уговорила себя Кэт, что Лестер, что эти хозяева, может быть, ей даже будет лучше в объятиях нерассуждающего дикаря, чем в подчинении у богатого подонка. Вот Грег, Тимоти, Миранда, Зойя, Освальд… она припоминала их имена и смотрела на лица, но удивительно как эти лица не подходили к этим именам. Чем-товыхолощенным веяло от них.
Очередной большой начальник, крупная шишка, судя по тому, с какой уверенностью он держался и как по-животному осторожно обращались к нему остальные пираты – остановился возле них, и она почувствовала, что без слов, без прямых требований, но речь снова пошла о ней. Катарина думала – не надо бы так стоять – с вызовом, гордо расправив плечи, нечего демонстрировать себя, а надо поникнуть, опустить глаза, надо быть менее заметной, как все эти рабы – и тогда, может быть, на нее перестанут обращать внимание. Но она не могла, что-то внутри отчаянно сопротивлялось – один раз склонишь голову, и кто знает, сможешь ли снова поднять ее? Рабство так легко проникает в кровь, разве можно позволить ему отвоевать хоть миллиметр, хоть крупицы своего существа?
Сорока снова отстоял ее. Она не понимала, как и по каким причинам, но ему удавалось противостоять не только обычным пиратам, но и их вожаку. Катарина пока не знала, плохо это или хорошо, но на всякий случай запоминала – невеста, Тау Юссон, пилот, дракка..что-то там. Половина слов была вообще непонятна, об остальном можно было догадываться по контексту. Как, например, о том, что Сорока отбил и мертвых видимо, она смогла его убедить. Катарина выдохнула – Чарли пока в безопасности, если не истечет кровью или не умрет от полученных ран, пока они прощаются, во всяком случае, ему не грозит немедленная смерть в ледяном безвоздушном пространстве. Значило это и еще кое-что – теперь похороны погибших стали ее обязанностью, Кэт сомневалась, что пират станет хоть на секунду задумываться о том, как проводить павших в последний путь – просто вышвырнет с яхты через грузовой отсек.
«Спасибо,» - мысленно твердила она – «Спасибо». Пока Чарли, а может быть, и кто-то еще из груды тел, жив, у нее оставалось что-то вроде морального преимущества – все дикари ушли с яхты, оставался только Сорока, а значит, их было как минимум двое против одного. Не для того, чтобы бороться, само собой, слабая женщина и раненный – невелика боевая мощь, но двое против одного – это значит, можно попробовать сохранить хотя бы самих себя.
А потом наступила расплата. Сорока очень спокойно, очень деловито потребовал от нее того, что, собственно, она и обещала – увести яхту прочь. Что сложного – курс не куда-то к цели, а только в противоположную сторону, что страшного – в космосе нет верха и низа, нет, в сущности, высоты, невозможно в полном смысле этого слова упасть. Она глубоко вдохнула и кивнула, всем своим видом показывая, что поняла распоряжение и вот уже прямо сейчас приступит к выполнению приказа. Прошла к рубке, села, нажала несколько кнопок – они всего-лишь автоматически подогнали кресло под длину ее ног, выгнули спинку под поясницу, опустили на нужный уровень штурвал – это еще не значило управлять полетом, но для начала было неплохо, вселяло уверенность. Руки легли на ручки штурвала – она помнила с юности - потянуть, отпустить, проверить приборы, снять показания, перещелкнуть какие-то механизмы. Практик – она понятия не имела, что это за механизмы и за что они отвечают, но она знала, что и в какой последовательности нужно нажимать – учись Катарина в летной школе, ей бы объяснили, зачем нужно проверять уровень давления, следить за числом оборотов, что означает мигающая красным лампочка, - но она не училась. Рычаги двигались плавно, трехмерное изображение на большом экране оскалилось ей абрисом атаковавшего их космолета, надписи всплывали одна за другой: название системы, где они оказались, число планет, кратчайшие расстояния до ближайших, готовность к драйвер-прыжку, заряженность батарей – это все не имело никакого значения и ни о чем ей не говорило. Чужой космлет начал плавное движение, и Кэт, сцепив зубы, мягко отвела идеально ложившийся под руку рычаг, переключилась на ручное управление, робко потянула штурвал, и почувствовала – не услышала, а именно почувствовала по вибрации в костях, по тому, как отозвались мышцы на воспоминание, что яхта ожила и мягко двинулась – в сторону, противоположную той, куда удалялся космолет-агрессор. Вдох – ручка и рычаг, кнопка подключения еще чего-то, скорость растет – выдох – взгляд на экран, космолет удалялся все быстрее, превращаясь в слабый мерцающий огонек посреди черноты – она забыла это чувство, но теперь оно возвращалось – управлять космолетом так просто, если чувствуешь огромное металлическое тело, как свое собственное, расширяешься до его размеров, заполняешь собой пустоту отсеков и помещений, делаешь двигатель своими мышцами, аккумуляторы – сердцем. Так ее учили – и она не любила вспоминать о том, как Красавчик Бо мягко клал ее ладонь на тот или иной рычаг, твердя – тут нельзя ошибиться, в космосе нет направлений и высоты, это так просто, как сальто мортале… Кэт отпустила штурвала, чтобы коснуться собственного лба – его покрывала испарина. Обернулась – она совсем забыла о пирате – где он там, следит ли за ней? - и вдруг улыбнулась. У нее, пока все всяком случае, все получалось. Ведь получалось же!
Яхта набирала скорость – можно было не сомневаться, что эта дорогая игрушка снабжена достаточно мощными двигателями, чтобы уйти от погони, если она вдруг случиться. То, как глупо они попались пиратам, было целиком и полностью виной Лестера – и Кэт вдруг задумалась – а видела ли она его мощную фигуру среди пленников? – она не могла вспомнить. Придется ли ей хоронить его  собственными руками?

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-28 12:39:33)

Сражаясь с собственной неуверенностью и призраками прошлого Катарина успела позабыть, кто на самом деле управляет ситуацией. Она только поверила в себя, только почувствовала, что нечто находится под ее контролем, даже улыбнулась – а пират уже напомнил о себе. Вскрыл приборную панель, безукоризненную с точки зрения стиля и удобства, вытащил провода, перенастроил какие-то команды. Она понятия не имела, что конкретно он делал – но видела результат, управление переключилось на автопилот, замерцала лампочка, черноту экрана рассекли зеленые линии радиоперехвата. Улыбка замерцала, но осталась на месте легкомысленным знаком ее согласия с происходящим, руки соскользнули со штурвала. Не можешь изменить ситуацию – расслабься и получай удовольствие – хотя бы притворись, что получаешь. Поэтому она легко встала со своего места, легко последовала за Сорокой и постаралась как можно легче принять тот факт, что большой зал, в котором она некогда мечтала появиться в белоснежном платье и дать клятвы верности, теперь превратился в нечто среднее между кладбищем и лазаретом. Трое. Их осталось только трое – тех, кому она хотя бы теоретически могла помочь. Могла бы. Если бы что-нибудь понимала в медицине. Трое…нет, четверо. Первым делом ей следовало помочь самой себе – но как?
- Им нужно обезболивающее, - это было единственное, что она знала наверняка. – Твои…друзья, не брали наших лекарств?
Хороший вопрос – она беспомощно огляделась – и где, дьявол побери эту яхту, ей искать аптечку? Хорошо хоть все трое были в беспамятстве – время от времени или постоянно – болевой шок давал о себе знать. Она заглянула за стойку, на кухню – ничего, кроме нескольких уцелевших бутылок горячительного – надо будет потом посмотреть в кабине пилота, напомнила она себе. Прихватив бутылки вернулась в зал, оставила их рядом с ранеными.
Катарина подошла к мертвым – наклонилась, закрыла дрогнувшей рукой чьи-то пустые глаза, провела рукой по чьему-то стремительно остывающему лицу, отвернулась – Сорока был прав, нечего изображать из себя религиозную фанатичку, нечего притворяться, что мертвым есть дело до того, как их упокоят, а никого из живых здесь это тоже не волновало. Нечего, нечего…
Она сделала несколько шагов к столу с напитками, который теперь блестел битым стеклом, сдернула легкую скатерть, вернулась к мертвым. Им не нужны саваны, их собственная одежда ничем не хуже белой ткани, оттеняющей обескровленные лица, нечего играть в ритуалы, которые тут никому не нужны.
Но как бы ни спорил в ней голос разума, в чем бы ни убеждал прирожденный цинизм, как бы ни настаивала здравый смысл, что ее помощь сейчас нужнее раненным, она все равно принялась заворачивать тяжелое тело в белую ткань – поверх одежды, не беспокоясь о формальностях обмывания и отпевания. Она чувствовала – это нужно, ей самой нужно. Как хоронить – разницы нет, конечно, никакой. Но для нее почему-то разница была. Дерек этих людей, если не любил… то хотя бы знал. А они знали его. Когда с первым покойником было покончено, она снова поднялась, огляделась – тяжелые портьеры, висевшие по стенам в качестве украшений, тоже могли сгодиться.
- Я не боюсь, сделаем, как скажешь, - она дернула тяжелую ткань изо всех сил, но та, конечно, не поддалась. – Катарина, да, - повернула голову и посмотрел на Сороку очень внимательно – стараясь по мимике, микроморщинкам, выражению глаз понять что-то об этом человеке – склонен ко лжи или правдолюбив, играет с ней или, действительно, собирается отпустить ее на все четыре стороны. Он не был похож на человека, склонного усложнять и интриговать, но кто знает, какие черти прячутся за решительным и безыскусным видом.  – Помоги?
Резкий стон из-за спины заставил ее вздрогнуть, и Катарина, бросив ткань, подбежала к раннным – Чарли приподнял голову и, кажется, приходил в себя – плохо, подумала она. Пока не найдешь обезболивающее, не нужно ему приходить в сознание. Она ловко села на колени, устроила его голову поудобнее, открыла бутылку и поднесла к бледным, почти синим губам. Он закашлялся и снова застонал.
- Пей, малыш, пей, этой лекарство. Все хорошо, - мягко уговаривала она, а Чарли, наконец, доверчиво прикрыв глаза, подставлял губы. – Вот так, молодец, хороший мальчик… вернешься домой, к своей подружке, уж она тебя зацелует, - Катарина мягко гладила помощника пилота по голове, по плечам, убаюкивая как маленького ребенка. А потом ее рука наткнулась на что-то…
- Сорока… - позвала она негромко, стараясь аккуратно стянуть форменную куртку с нехорошо распухшей руки Чарли, не потревожив его беспамятство. – Иди сюда…
Под плотной тканью не было видно, но по мере того, как Катарина стягивала рукав, все очевиднее становилось, что у паренька перелом – и нехороший, открытый. Острый край плечевой кости разорвал мышцы и едва не пропорол ткань – торчал бело-красным острием – ничего хорошего, а ниже, там, где ткань не желала сниматься, наверняка все обстояло еще хлеще – Кэт подумала – наверное, раздробило. Она видела такое в цирке – ее приятелю по детским играм как-то зажало руку между двумя жерновами, он пытался вырваться – и его кости словно перемололо.
Она знала, такие переломы можно поправить в хорошей клинике, операция – да и не самая сложная – но у них-то тут не было ни клиники, ни врачей – а парень истекал кровью.
- Я не знаю, что делать… что в таких случаях… мы же не можем вправить, верно? – Она почувствовала, как по лицу полились слезы, тихие, без всхлипываний, словно морская вода. – Надо отнимать руку, да? – Сколько же всего она должна была сделать – завернуть всех, спасти всех, отвести эту чертову яхту, поладить с этим чертовым пиратом – вдруг Катарина ощутила, что никаких сил у нее не осталось – ни на то, чтобы делать что-то, ни на то, чтобы принимать решения. Она чувствовала – еще секунда и она просто поверит Сороке, безо всяких попыток сопротивляться, просто потому что поверить и отдаться на волю обстоятельств проще, чем бесконечно бороться. Словно огромный камень лег на плечи – такой же холодный и неподъемный, как могильная плита.

В каком дурацком фильме она видела это – человек сжимает зубами палку, чтобы не откусить себе язык, а «врач» отнимает ему конечность и прижигает рану раскаленным железом, чтобы остановить кровь, ну или чтобы не было заражения – или для чего-то еще – и крупным планом лицо искаженное мукой, и деталью – запекающаяся спецэффектом плоть? Живое воображение придало искаженному лицу черты Чарли, а «врачу» - зверскую усмешку Сороки, и на мгновение картинка оказалась такой яркой – вот пират уже и меч достал, - что Катарина сразу безоговорочно поверила в нее и почувствовала, как кровь отхлынула от лица, превращая его в серую маску.
Но сегодня в этом кинотеатре шел совсем другой фильм – «ощущательный» - тяжелые уверенные руки легли на плечи – она подумала – он встряхнет ее, приводя в чувство - и мягко, успокаивающе погладили… Утешение оказалось слишком мощным тараном для хрупких стен ее здравомыслия и выдержки. Трещина зазмеилась, разветвилась, превратилась в брешь, а брешь начала шириться, и вот уже – который раз за сегодня – она разрыдалась, уткнулась лицом в широкую грудь и сильные руки, от которых еще недавно не ожидала ничего хорошего. Но теперь выбирать не приходилось, и древний инстинкт искать защиты, кто бы ее ни предлагал, заставил ее сжаться и довериться, почти не слушая утешений – сам факт объятий и мягкого голоса сейчас работал лучше всяких аргументов. А потом пол ушел из под ног, и она инстинктивно ухватилась за шею пирата, чувствуя возвращение знакомого ужаса – за последние полгода она почти забыла о нем, живя в ощущении полной безопасности, победила чертовы лестницы и почти не беспокоилась о моменте, когда муж по древней традиции должен будет перенести ее на руках через порог спальни – но сегодняшний день уничтожил это небольшое достижение, и Катарина чувствовала, как ледяные щупальца сжимают желудок.
«Ты стала мягкотелая, глупая и трусливая, - прозвучал в голове холодный голос, о существовании которого она тоже успела забыть. – Это все слишком далеко зашло».
Знакомый ужас был прекрасен тем, что все его ухищрения, все ловушки, всю боль, которую он мог ей причинить, она знала заранее и могла предугадать. Знакомый ужас был привычен и дорог, как старый приятель, заношенный халат, туфли со стертыми набойками, которые продолжаешь носить потому, что привыкла к тому, как они сжимают ногу. Знакомый ужас высушил слезы и прекратил рыдания – он был мощнее любого страха и любой тревоги о будущем – с ним она могла больше не беспокоиться о том, что застряла в космосе в компании убийцы с непонятными планами, нескольких трупов и раненных, которым она обязана была помогать.
Наверное, впервые в жизни она была так благодарна своей акрофобии. Мертвой хваткой вцепившись в пирата, она чуть повернула лицо, чтобы убедиться – до пола далеко, не космически далеко, но достаточно, чтобы ощутить легкую дурноту, так привычно вползавшую в ощущении покачивания от такта его шагов. Привычно зажмурилась, приникая ближе – каким приличным человеком оказался этот пират – взялся ее утешать и носить на руках, может быть, поможет Чарли и остальным… и вообще…
Можно было даже обмануть саму себя и притвориться, что ее срыв – это хитрый маневр для выяснения обстановки – куда приятнее было бы чувствовать себя хитрой и дальновидной, но ледяной голос в голове не позволял:
«Хватит юлить. Ты стала мягкая как воск, если ты не возьмешь себя в руки и не начнешь контролировать ситуацию – это плохо для тебя кончится. Истеричка»
Истеричкой в цирке быть нельзя, непозволительно. Кому нужны воздушные гимнастки, склонные реветь по любому поводу, жаловаться на головную боль и дрожащие руки? Нервы надежней мыщц, вот что такое цирк, а она позволила себе размякнуть, позволила кому-то другому, пусть он хоть тысячу раз сильнее и лучше вооружен, взять над собой власть. Во всем этом был виноват Дерек – приучил ее доверяться другим, высоте и лестницам, заставил поверить, что в этом мире можно положиться на кого-то, кроме самой себя. И вот результат.
- Прости, я… веду себя как полная идиотка, - оказавшись на диванчике, она тут же отвернулась, чтобы пират не увидел нового выражения ее глаз и не заметил высохших слез – он был заботлив, и стоило позволить ему заботиться о ней дальше. Голос дрожал – и она не мешала ему дрожать дальше. Раз уж она позволила себя такую слабость, придется разыгрывать эту карту до конца.
- Я сейчас успокоюсь, я… возвращайся скорее, хорошо? – Тянуло схватить его за руку и не отпускать, проверяя, насколько далеко простирается его заботливость и так ли он верен своей неведомой невесте, но Кэт удержалась – это можно будет проверить и позже, когда он вернется. Забралась на диванчик с ногами, обхватив колени руками, и замерла – воплощение ожидания, внимательно смотрящее пирату вслед.
…
- Сорока? – Что-то тихо прошелестело где-то в стороне, противоположной той, откуда она ждала появления пирата. Его не было уже довольно давно – но Катарина не могла бы точно сказать, сколько. Погрузившись в ожидание, она забыла о времени, размышляя, о перспективах игры в открытую, на которую она чуть не соблазнилась. А теперь странный звук заставил ее вздрогнуть – как это ему удалось пройти незамеченным мимо нее? Хотя яхта представляла собой тот еще лабиринт, особенно после нападения, кто знает, сколько лишних проломов появилось в стенах, сколько открылось прежде запертых дверей? Катарина оглянулась через плечо, и ей показалось, что она заметила краем глаза неловкое движение высокой тени.
- Сорока, что происходит? Это ты? – Она поднялась, и двинулась по коридору – дальше располагалось несколько дверей в служебные помещения, потом, за поворотом коридор разветвлялся и вел к рубке через технические отсеки. – Ты уже закончил?
Кэт почувствовала напряжение – нехорошие прятки затеял с ней этот вежливый убийца – и она еще думала играть честно, она пыталась играть честно – и вполне можно закрыть глаза на тот факт, что делала она это не из чистоты побуждений, а от слабости. Но почему же он не отвечает? И что могло ему здесь понадобиться?
- Эй? – Шорох повторился из комнаты, мимо которой она проходила, и Кэт толкнула дверь, делая шаг в темноту. – Что ты здесь…
Резкий рывок прервал ее вопрос, и широкая ладонь резко зажала рот. Катарина инстинктивно дернулась - только для того, что увидеть, как полоска света из коридора начинает сужаться, превращается в тонкий лучик и исчезает вконец с глухим шорохом закрывающейся двери и щелканьем замков. На губах ощущался вкус крови, Катарина снова дернулась, пытаясь крикнуть, но ощутила, как тень за спиной сильно дернула ее на себя. Это не мог быть Сорока – зачем ему, тень была выше, и эта кровь, и странное ощущение от руки, зажавшей ей рот…
Она поняла одновременно с тем, как услышала:
- А, безутешная вдова… не слишком-то долго ты носила траур, - прошипел Лестер, и она позвоночником, затылком ощутила его кривую усмешку. – Не вздумай орать.
Он толкнул ее в спину и отступил на шаг – невидимый в темноте, и Катарина почувствовала резкую боль в бедре – не иначе как врезалась в угол стола. Обернулась, прикусив губу, чтобы не издавать лишнего шума.
- Лестер, - выдохнула еле слышно прежде, чем сообразила, что делать дальше, уже привычно лгала. – Как же я счастлива, что ты здесь!

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-29 13:31:06)

Проблема была в том, что она вообще его не видела. Не видела глаз, выражения лица, не считывала реакций, а значит, не могла убедительно врать и контролировать ситуацию.
- Ну да, - она слушала усмешку в его голосе и почти полное отсутствие злости. Скорее какую-то вальяжность, природу которой она никак не могла угадать. – Что ж ты не торопишься обнять потерянного и обретенного сына?
Кэт скорее почувствовала, чем услышала, как он сделала шаг вперед, и снова инстинктивно дернулась в сторону, впечатавшись все в тот же угол.
- Дьявол, - вырвалось у нее, а Лестер уже снова оказался рядом – она чувствовала его дыхание возле своего уха.
- А вот этого не надо, - едва слышно произнес он, кладя руку на ее шею и чуть сжимая. – Мы же не хотим, чтобы твой друг нашел наше маленькое укрытие. Слушай.
Она кивнула, зная, что он почувствует ее движение, и прислушалась – едва слышно прозвучали тяжелые шаги и заглушенный, невнятный окрик, точь-в-точь похожий на ее собственный – из-за плотной двери звук искажался, и невозможно было угадать, близко ли подошел к укрытию Сорока. Катарина сглотнула, чувствуя, как широкая ладонь мешает горлу – даже если пират в двух шагах, на расстоянии втянутой руки, Лестеру хватит времени, чтобы ее придушить, поэтому Катарина даже дышать старалась беззвучно.
Шаги звучали все глуше – Сорока уходил – и, конечно, он подумал, что она сбежала – а что еще он мог подумать, если они оба считали себя единственными людьми на яхте, которые сохранили способность передвигаться? Лестер… по ее расчетам после удара по голове и удару по кисти, он должен был, как минимум, потерять в координации, однако демонстрировал удивительную бодрость для раненного – и, кажется, не стоило рассчитывать, что он вот-вот грохнется в обморок. Во всяком случае, хватка у него оставалась крепкой - необъяснимо.
Все эти мысли пронеслись у Катарины в голове, пока стихали шаги Сороки, а когда стихли совсем, ладонь на ее горле расслабилась, и женщина, наконец, смогла вдохнуть полной грудью, чувствуя неприятное давление в горле.
- Зачем ты так? Я же не… не больше твоего хочу с ним встречаться, - пожаловалась она, чувствуя что голос звучит хрипло и с трудом борясь с желанием откашляться.
- Мне полагается тебе поверить? В большом зале гора трупов, наших друзей уволокли в плен, и почему же только ты, звезда моя, наслаждаешься космическим круизом в компании нового приятеля, который гладит тебя по головке и носит на руках? – Снова эта его усмешка и вальяжность, Кэт крепко зажмурилась, чтобы глаза привыкли к темноте, до белых звезд перед зрачками зажмурилась, но и это не помогло. Лестер отступил в сторону, она кожей чувствовала его взгляд – но если она до сих пор ничего не видит, то и он, вроде бы тоже не должен видеть ее. Если только удар по черепу не пробудил в нем сверхспособности… Она покачала головой.
- Я же не просилась остаться здесь! Как ты не понимаешь? Я точно так же в плену, просто ему нужно… - она собиралась продолжить, но вдруг прикусила язык. Кто его знает, как все обернется, но приберечь карту в рукаве следовало до лучших времен. – Ну… ты понимаешь.
- Тоскливо путешествовать в одиночестве? – Подсказал Лестер, и она торопливо закивала, чувствуя, что если каким-то невообразимым образом он ее все-таки видит, ей стоит играть без сучка и без задоринки. Он называл ее шлюхой, не легче ли ему будет поверить в такой вариант развития событий… если только Лестер каким-то образом не пронюхал о ее роли на яхте. Учитывая обстоятельства, она бы не удивилась и его осведомленности. Но он, кажется, поверил – замолчал, задумался.
- Как ты? Как себя чувствуешь? – Попробовала она развить успех, подняла руку и наугад попыталась коснуться его лица, задела пластик и почувствовала, как мужчина отшатнулся. Ну конечно! Очки ночного видения.
- Лучше всех, - буркнул он, и Кэт вспомнила – трезвый он даже казался ей милым парнем. Закомплексованным, тихим, себе на уме, но неплохим – не стоило снова попадаться в одну и ту же ловушку.
- Что мы будем делать дальше? – Она сдвинулась чуть в сторону, чтобы не наткнуться на чертов угол в третий раз – и так ожидались серьезные синяки на бедре, но синяки ерунда, пройдут – сделала наугад пару шагов, руками обшаривая пространство вокруг.
- Мы? Смешно. Я еще не решил, - снова как-то задумчиво произнес Лестер, и она услышала шуршание, треск разрываемой упаковки, щелчок. Кэт нахмурилась – что это? – но в следующий момент Лестер пояснил. – Последняя доза, полчаса. Потом придется выйти и достать еще.
Обезболивающее. Лестер нашел обезболивающее, и он обколот под завязку – именно поэтому он так быстро оклемалася – и оттуда же его мягкий, чуть ли не расслабленный тон. Правильно – и не стоит верить этой вальяжности ни на грамм – спокойный или нет, Лестер оставался гнусной тварью, куда более неприятной, чем ее пират. Хотя тут еще стоило подумать.
- Я могу сходить, - охотно отозвалась она и почувствовала уже знакомую хватку на горле. – Зачем?!
- Заткнись, - прошипел он, и она заткнулась. В коридоре снова послышались шаги, приблизившиеся – она могла поклясться! – к двери, и пальцы сжались сильнее, и в расширенных зрачках заметались искры, и она слышала тяжелое дыхание рядом с собой и как будто ощущала пирата стоявшего по ту сторону двери, в шаге от нее – и не вырваться, не крикнуть – а стоило ли кричать? Кому из двоих следовало помочь уничтожить другого – в том, что они захотят уничтожить друг друга, она отчего-то не сомневалась - кто из этих двоих мужчин – тот, что держал руку на ее горле или тот, что хотел использовать ее навыки пилота, кто? Одного она знала, о другом могла только догадываться, один ненавидел ее, другому она была нужна, если только он не откачает Чарли, с которым, несмотря на рану, проблем, кажется, всяко будет меньше, чем с ней – за кого ей бороться, на чью сторону встать?
Она задыхалась и словно видела, замершего за дверью Сороку с его широкой спиной и ростом немного ниже Лестера, она чувствовала прикосновение пальцев, сильных, куда сильнее, чем пальцы его отца, но такой же формы, и желала обоим провалиться в пекло.
«Открой уже эту проклятую дверь и все закончится, - успела подумать она и тут же оборвала себя. – Нет, нет, не вздумай открывать эту дверь!»
Ей казалось, что Лестер может просто сломать ей шею, глупая мысль, человек гораздо крепче, чем кажется, и она же все еще дышала, и Лестер ранен, если крикнуть сейчас и если резко ударить – пусть наугад, но может же ей повезти, а Сорока воин, он что-то понимает в том, как привести человека в чувство даже после удушья, должен понимать, и она ему нужна – он будет стараться…
Она почти готова была рискнуть и плевать на все – но шаги снова начали удаляться, и Кэт почувствовала опустошающую злость – промедлила, упустила. Ничего. В следующий раз, подумала она. Сорока будет ее искать. Будет – она нужна ему. Если бы только не Чарли…
Мысли ощутимо начали ходить по кругу в такт кружению в голове, и когда Лестер отпустил ее, на этот раз она все же закашлялась.
- Ты так убьешь меня, - простонала она, пытаясь восстановить дыхание, и услышала смешок.
- Может, именно этого я и хочу?
Ситуация зашла в тупик. Катарина попробовала сделать еще шаг – каморка, каюта, место для хранения роботов, медкабинет, что это за место вообще? – это был чертовски сложный день, и у нее не оставалось идей, как можно договориться с Лестером – в ситуации, когда он видел ее, а она его нет, он мог бесконечно держать руки на ее горле – пока не закончится обезболивающее – и это внушало определенные надежды, вот только доживет ли она до сладостно мига, когда сможет поменяться с Лестером ролями? Он, кажется, думал о том же – молчал.
А потом тишину разрезал глуховатый, отраженный, искаженный голос Сороки, озвучивший последнее предупреждение. Катарина похолодела и кинула на Лестера полный ужаса взгляд – ну кто как не он мог знать, насколько невежливым может быть Сорока.
- А он разозлился, твой дружок, да? – Кэт почувствовала его кривую улыбку кожей. – Он может сделать очень плохо непослушной девочке Катраине, затеявшей играть с ним в прятки, верно?
- Ты что не понимаешь, идиот? Он пойдет меня искать и в следующий раз станет проверять все комнаты и каюты!
- И он тебя найдет, конечно, - голос зазвучал вкрадчиво.
- Она нас найдет, кретин! И тебя и меня!
- А вот это уже необязательно, - он снова замолчал. Кэт чувствовала отмеренные пять минут кончиками пальцев, пульсацией крови в висках – что он затеял, этот псих? Едва ли он просто отпустит ее навстречу Сороке – она же тут же выдаст его, где он прячется, чего хочет – не может же Лестер так рисковать, он же не верит ей ни на секунду, не может верить, значит, тут какой-то подвох… Она сделала осторожный шаг в сторону двери, еще один, и снова ощутила тяжелую руку – к счастью, на этот раз на плече - дернулась, освобождаясь.
– Стой спокойно. Стой, я сказал, - вот теперь она услышала злость и – ей это почудилось? – что-то холодное коснулось ее щеки, холодное и гладкое, и Кэт подумала – у него не может быть ножа или чего-то в этом духе, потому что тогда зачем бы он стал ее душить, это так нерационально, а потом поняла – а его просто забавлял ее ужас, ему недостаточно было просто угрожать ей, ему нужно было чувствовать ее страх в своих руках, а если бы она не видела лезвия, то не могла бы бояться, она подумала – он сошел с ума, окончательно  бесповоротно, и Сорока, конечно, найдет ее труп, а труп никогда не выдаст, где тут прячется Лестер, а потом почувствовала, что ему этого было бы мало, и лезвие скользнуло по ее губам.
– Ты же не хочешь, чтобы у тебя появились шрамы, это так некрасиво, когда у женщин шрамы на лице, - бормотал Лестер, надвигаясь и пытаясь заставить ее стоять ровно, а Кэт все отступала туда, где по ее ощущениям находилась дверь. – Нет, шрамов нам не надо, нам надо только сделать так, чтобы ты не проболталась. Ну же, открой ротик… Конечно, большая потеря, папа, наверное, был в восторге от твоего язычка, но что поделать, всем нам приходится чем-то жертвовать…
- Нет, нет! – Она завизжала, и в панике забила руками, почти не попадая по противнику, надежно скрытому темнотой, несколько раз порезалась о лезвие – почувствовала мокрое и теплое на пальцах, но это все были мелочи, - такая ерунда, царапины заживут, синяки заживут, если только выживешь - она прижалась спиной к двери согнула ногу и резко ударила куда-то, где должно было находиться его лицо, почувствовала, что попала – спасибо растяжке – он выругался, и еще этот хруст – неужели повезло, и она разбила его очки или сломала нос? Некогда было выяснять, Кэт развернулась и кровоточащими руками принялась искать замок, ну же, где же он? - и какой-то жуткий визг раздавался в ушах, пока пальцы все соскальзывали с щеколды, и только когда тугой замок поддался и дверь подалась вбок, Кэт поняла, что это кричит она сама, и свет ослепил ее, и сзади Лестер орал что-то такое привычное – «сука, тварь» - и она вывалилась в коридор, чувствуя, что вот сейчас, именно сейчас нельзя прекращать кричать – может быть, ей снова повезет – и Сорока услышит, услышит, придет, спасет ее… Она же была ему нужна, очень нужна, Чарли не в состоянии, он же обещал пойти ее искать, сколько времени прошло, сколько времени он будет делать обход, как скоро он здесь появится? Она споткнулась о порог, и упала, и почувствовала, как на ее лодыжке сомкнулись пальцы, и бешено замолотила свободной ногой, стараясь повторить успех и снова попасть Лестеру по лицу, пока он втаскивал ее внутрь темной комнаты как в каком-нибудь дурацком фильме ужасов.

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-29 23:22:15)

Она ждала – и он появился. Бешено блестели глаза на искаженном от ярости лице, она только и увидела, что этот взгляд, да свет, проскользнувший по лезвию меча. И даже не успела испугаться замаха – не успела подумать, что ей чертовски не повезло оказаться между двумя психами на одной несчастной яхте, не успела усмехнуться тому, что вполне могла оказаться ранена, будь пират менее сноровист и умел в обращении с мечом, не успела задаться вопросом, чего ей хочется лишиться больше – ноги или языка. Это все пришло потом, с осознанием – а сначала она смогла увидеть только яростный взгляд и свет, лизнувший лезвие, и ощутить, как ослабла тянувшая ее в кошмар сила, откатиться в сторону и тупо уставиться на обрубок руки Лестера. Руки Лестера. С такими сильными пальцами, красивой формой запястья, изящной сильной мужской руки, обрубком валявшейся возле ее ног. Руки, мать его, Лестера, который остался в комнате, темной комнате, в которую из-за полуприкрытой двери проникало так мало света, из которой доносились странные звуки – глухой звук, похожий на рык, рождавшийся, наверное, где-то глубоко в гортани, исходивший из самых глубин человеческого существа, тех глубин, которые принято прятать в цивилизованном обществе, тех глубин, которые роднят человека с животным. Не понимая толком, что делает, Катарина поднялась и сделала шаг к двери, чутко прислушиваясь – тени метались, и ничего нельзя было разглядеть, только слышно вибрировала сталь и мягко шлепалась, разрезая плоть, и влажно капало красное – куда больше, чем с ее собственных рук. Она замерла и облизнула пересохшие губы, и впервые подумала – я сойду с ума на этой яхте, я же сошла, я стою тут и жадно слушаю, как один человек убивает другого, и я знаю, кто и кого убивает, и мне сладко. В груди словно натянулась тетива и вибрировала, вибрировала в такт ударам, и кровь капала с порезанных рук, и кровь лилась рекой там, где больше не было людей – а была смерть. И смерть танцевала танец, на который ей, безумной, хотелось взглянуть хоть одним глазком – и плевать на ночные кошмары, которые обязательно придут после…
В какой-то момент звуки оборвались, и спустя мгновение Сорока вышел, залитый кровью, как ей показалось, с ног до головы, и она провела рукой по глазам, чтобы прогнать морок. Нет, только брызги крови на одежде, на лице, на мече, который теперь, выполнив работу, был опущен – и от яркой ассоциации, Кэт почувствовала, как кровь бросилась в лицо, так что она чуть ли не покраснела, а ведь краснеть ей приходилось нечасто, и снова провела рукой по лбу.
«Ты сумасшедшая,» - сказала она себе, и попыталась вытереть руки об одежду, пока пират как детскую игрушку швырял отсеченную руку Лестера в комнату, плохая мысль, подумала Катарина, он же может с этой рукой придумать какую-нибудь очередную пакость, а потом чуть не засмеялась от мысли – нет, уже никаких пакостей, Лестер безусловно и обязательно мертв, мертв, наконец-то, точно, мертв, хотя посмотреть бы одним глазком, чтобы убедиться – и она повторила про себя:
«Ты сумасшедшая, ты сошла с ума» - и испытала облегчение. Больше никому ничего не нужно объяснять, наконец, все пришло в норму, она сошла с ума и больше уже ничего не может случиться, потому что худшее – не считая смерти – произошло.
Ей захотелось дотронуться до пирата, до его рук, поднимавших и опускавших меч, до крови, стекавшей с его рукава, до разбитого носа, но он не смотрел в ее сторону – и, может быть, хорошо, что не смотрел, а только сказал – «в рубку» - и она пошла в рубку,  едва удерживаясь, чтобы не обернуться и не кинуть на него странный взгляд, и чувствуя, как колотится внутри нее безумие, требуя что-то сказать или сделать, что-то такое, что встало бы вровень с тем, как он уничтожил ее обидчика. Но что могло встать вровень? У ее безумия был ответ, и она сжимала левой рукой запястье правой, чтобы не дать себе воли.
Не удержалась – зайдя в рубку, тут же кинулась к ящичку, рядом с сидением второго пилота и достала аптечку первой помощи – идиотка, как она не вспомнила об этом раньше – капли для сердца, успокоительное, ампула обезболивающего, аппарат для инъекций, ингалятор с противоаллергенами, антидот, капли для зрения, и бинты, бинты! И бутылочка с обеззараживающей жидкостью, чтобы промыть раны – сумасшедшая – обернулась ко входу - пришел ли он следом? - держа весь ворох найденных сокровищ в обеих руках. Она даже не замечала, что ее собственные руки кровоточат и пачкают белую ткань.
Она подумала - он ранен, я могу помочь, я могу посмотреть, просто посмотреть и перевязать, ну что в этом такого - ведь он мне так помог, он меня спас. Она хотела встретить его взгляд и надеялась не найти там прежней ярости – или найти, а, бешенная кошка?
Надо было бы ей выпить найденного успокоительного, надо было бы, но каким упоительным было это чувство – и кошка в ней отказывалась принимать меры.

Сорока появился не сразу, но то время, что ей пришлось его ждать, пролетело почти незаметно в бессмысленном споре с самой собой. И когда он все-таки возник на пороге, Катарина была только немногим спокойнее – внутреннее шаткое перемирие было заключено на условиях - жадность подождет, разум не станет вмешиваться со своим маниакальным желанием торжествовать всюду и всегда. И разумеется, появление мужчины с кровоточащей раной и рубашкой перекинутой через плечо моментально разрушило весь с таким трудом найденный баланс.
- Он мне не дружок, и никогда не был им, – отрезала она, отреагировав остро, куда острее, чем сама ожидала. – Непохоже, чтобы я скорбела о его смерти, правда?
Предположение пирата – вполне разумное, что уж спорить – что она могла бы скрывать Лестера на борту, показалось ей вопиющей несправедливостью – как будто не проступало на ее шее ожерелье темных пятен от отнюдь неласковых прикосновений, и боль в руках не начинала давать о себе знать. Она отложила бинты, и щедро полила руки антисептиком, не обращая внимания на то, что зашипевшая жидкость капает на пол – красные полосы расчертили ладони, но ни один из порезов не выглядел серьезным – в очередной раз повезло. Хороша она была бы, зацепи Лестер сухожилие – к счастью, этого так и не произошло. Перевязывать было необязательно, но Кэт решила, что стоит поберечься – и ловко замотала ладони бинтами – почти как в детстве, когда приходилось накладывать повязки на вечно кровоточащие мозоли от турника.
- Руки.. ну да, досталось, но это ничего, заживут. Все заживет, если выживешь, - она сама не заметила, как произнесла свое заклинание вслух, а заметив, поспешила добавить уже гораздо мягче в тон смягчившемуся тону собеседника. - И хватит уже меня пугать, мне и так до чертиков страшно. Сядь, пожалуйста, я хочу посмотреть, что у тебя с плечом.
Играть в медсестру Катарине приходилось только в юности – ну и потом тоже, конечно, но тогда уже не требовалось оказывать реальную помощь, а теперь приходилось вспоминать. Разошедшиеся края раны и щедро вытекающая кровь, собственно, не представляли собой катастрофы, с которой она не смогла бы справиться – она помнила, антисептик, потом стянуть края – шить она не умела, но на первое время подойдет синтетический пластырь – застывающая на воздухе белая пена – а потом они же уберутся из этой чертовой системы и попадут к нормальным врачам. Когда-нибудь. Начинало казаться, что этот момент никогда не наступит.
- Пожалуйста, - повторила она, доставая из аптечки тюбик с пластырем и, вооружившись медикаментами как неопровержимым аргументом, подходя к пирату. – Ты вроде как спас мне жизнь. Я чувствую что-то вроде признательности.
Она сама была не уверена в этом. Признательность обычно не бывает окрашена в такие ярко-алые тона и не вызывает такого сердцебиения, Катарине всегда казалось, что признательность – нежное, ласковое чувство. А тут ко всему примешивался страх и раздражение, но копаться в себе снова не хотелось.
На левой руке, на запястье мужчины красовалась какая-то надпись, татуировка, которую Кэт не заметила раньше, а теперь не могла рассмотреть из-за того, что кровь покрывала часть рисунка. Какие-то цифры? Она осторожно – как если бы решила лечить опасного зверя, от которого в любой момент можно было ожидать нападения, коснулась запястья мужчины и принялась оттирать кровь от руки снизу вверх, поднимаясь к ране, кровь из которой никак не хотела останавливаться. Прикосновения – легкие, почти безучастные, она старалась смотреть только на руку, на татуировку, на цифры, иногда на рану - это помогало не бросать лишних взглядов и сдерживать бешено колотившееся сердце.
- Почему тебя зовут Сорокой? - Невпопад поинтересовалась она, чтобы заткнуть паузу, которая вот именно сейчас отчего-то казалась неловкой.

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-30 16:15:10)

Сначала Кэт подумала, что он просто не ответит – таки внезапным и своевременным было его прикосновение к волосам. Она чуть было не вздрогнула и не отстранилась – но тут же одернула себя – в самом деле, что это еще за реакции наивной школьницы, подумаешь, решил посмотреть, что там у нее с шеей. Катарина и сама хотела бы знать, что. Но для этого нужно было бы подойти к зеркалу, а значит, увидеть, не задел ли Лестер лицо. Она чувствовала, как подсыхает, стягивая кожу, кровь на лбу – но это, наверное, она сама испачкалась, когда трогала окровавленными пальцами лоб, – а больше ничего особенного не чувствовала, но это и не значило ничего особенного. Шок – штука непредсказуемая, может быть, она просто не осознает, как болят порезанные скулы или изуродованный нос, не осознает – и к лучшему, и гораздо приятнее сейчас подумать о чем-нибудь другом… нет, не приятнее – важнее. Вот ее пациент, пленитель и спаситель в одном лице чуть ли не погладил ее по щеке, во всяком случае, у Катарины сложилось такое ощущение, и возникло странное чувство. Не вязалось это внимание и мягкость с тем, что она видела – ну почти видела – и слышала всего несколько минут назад. Словно два человека – абсолютно противоположных, помещались в одном и том же пирате. И это было любопытно – во всяком случае, он оказывался сложнее, чем просто животное, жаждущее крови или банальный грабитель и рабовладелец. Как он там говорил? Ему нужно в систему поближе к центру. Она тогда была в истерике, не придала особенного значения этим словам, а теперь задумалась – и что он будет там делать? Раньше она точно ответила бы – убивать. Но эта вторая его ипостась, может быть, годилось и на что-то иное. Может быть, он даже способен был вести нормальную жизнь…хотя что такое нормальная жизнь сама Катарина подозревала очень смутно. Ей словно на роду было написано попадать в разные переделки, каждая последующая из которых была хуже предыдущей. И только последние несколько месяцев заставили ее забыть об этом чувстве – азарте, густо замешанном на страхе, – к которому у нее так или иначе уже начинал вырабатываться иммунитет.
А Сорока – Две Сороки – рассказывал о себе. Коротко – и как-то кротко – как мог бы рассказывать случайный знакомый в кафе, попутчик в рейсовом космолете, словно не было ничего особенного ни в его имени, ни в детстве, ни в этой жуткой системе, где он вырос, учась превращать живых людей в неживые кровоточащие куски плоти. Катарина кинула беглый взгляд, чтобы успеть заметить кривую улыбку, оборвавшую рассказ – и это выражение на лице пирата показалось ей знакомым. Она тоже умела так криво улыбаться, смеяться над своим прошлым и его наивностью. И пускай она не знала, что крылось за повисшим молчанием, и какую часть истории Тау Юссон не озвучил, и над чем именно он смеялся, она ощутила странную мягкость понимания. Ему не нужно было объяснять подробнее – то место, где его прозвали «Две Сороки» и верили, что он может принести удачу, было очень далеко – невообразимо далеко, на расстоянии миллиардов световых лет – от того человека, которому она сейчас промывала рану. Точно так же, как цирк и Хохотушка Кэт остались для нее в какой-то другой реальности, почти ничем не связанной с той, в которой она – несостоявшаяся счастливая невеста идеального мужчины – отрывала чистый кусок бинта и, смочив его антисептиком, мягко касалась багровеющих краев рассеченной плоти.
Баллончик чудодейственного пластыря удобно лег в руку и с тихим шипением выпустил струю пены, укутывая красное белым – как снег, прячущий следы. Она думала, что это, должно быть, довольно неприятно, но Тау Юссон, очевидно сталкивался и не с таким – во всяком случае, эту процедуру он перенес молча, словно бы и не заметив, а потом вдруг задал вопрос – примерно такой же неудачный, как ее собственный о его имени, которое, как оказалось, она запомнила неправильно.
- Боюсь, - спокойно ответила Катарина, убирая в сторону баллончик и, наконец, повернувшись к пирату, чтобы встретить его взгляд. Внутри тут же сладко заныло, но она заткнула это чувство так же, как обуздала желание отстраниться, когда он прикоснулся к ее волосам. – Твои друзья у меня на глазах калечили людей и брали их в рабство, а ты сам… я с трудом могу представить себе, что именно ты сделал с Лестером, да и представлять не хочу, - это было полуправдой, она еще помнила то сладко зудящее любопытство, ту жадность увидеть смертельный танец, но предпочла бы об этом не говорить. Ее сумасшествие было только ее проблемой.
– Я была бы полной кретинкой, если бы не боялась тебя, а моя мама кретинок не рожала. Но это не имеет значения, - пластырь уже должен был застыть, но она не отвела взгляда, чтобы удостовериться в этом. – Мой страх не помешает тебе причинить мне зло, если ты этого захочешь. Не разжалобит тебя и не защитит меня, он бесполезен. А значит, неважно насколько сильно я боюсь, раз я все еще могу отвести эту чертову яхту, куда тебе нужно. Может быть, ты даже не соврал, что отпустишь меня, - Катарина коснулась белого плотного сгустка, полностью покрывшего рану. Он ощущался как холодный пластик, и, если верить рекламе, уже должен был стягивать края, и активировать регенерацию тканей.
- Зачем тебе в центральные системы? Кого там только ни бывает, конечно, но все же Джоны Смитты там встречаются чаще, чем Две Сороки. Что ты собираешься делать там, приносить удачу? – Спросила Кэт, сама не замечая, что гладит кончиками пальцев белое пятно на плече Тау.

Отредактировано Katarina Neuer (2014-08-01 01:35:56)

Она помнила – в лечебнице дети всегда играли с этими белыми пятнами, гладили, стучали по ним, а главное, пытались поддеть и отодрать пластиковую корочку – некоторые взрослые тоже так себя вели – и она помнила – это вроде бы называлось невротическое поведение или что-то вроде того. Катарина поспешила убрать руку в суеверном страхе испортить только что обработанную рану, хотя прекрасно помнила, что так легко этот пластырь не снимается. И все же детское – или невротическое – в ней тут же потянулось исследовать что-нибудь другое – вязь крепких мускулов под плотной кожей, пятно татуировки на запястье мужчины. Она вдруг подумала, что ей нравится разрисованная кожа, узоры и цветные пятна – но себе она никогда бы такого не позволила. Ее тело с момента смерти Дерека снова становилось товаром и метить его было бы ошибкой. Эти мысли по кругу вернули ее к собственному лицу, и чтобы не думать об этом, она произнесла:
- Восемь лет. Мне кажется, я бы не смогла жить в плену. Умерла бы, сбежала, обманула – но как-нибудь выбралась, - она покачала головой и поймала улыбку Тау – и не могла не улыбнуться в ответ. – Не то, чтобы я была такая уж вольнолюбивая, но стать чьей-то собственностью – это как-то уж слишком жутко.
И это было правдой. Оставалось удивляться, как Дерек умудрился уговорить ее на брак, оставалось недоумевать, как она могла не разглядеть за пышностью и весельем свадебных приготовлений ловушки. Тот же плена с обручальным кольцом вместо цепей, и брачных клятв в роли надсмотрщика.
Как ни удивительно, Тау тоже заговорил о браке – браке с благочестивой, приличной и, разумеется, прекрасной девушкой, ради которой он совершал нечто вроде рыцарских подвигов – отправился за сокровищами, убивал и калечил – все во имя прекрасной дамы и ради счастья однажды назвать ее своей женой. Катарине это казалось одновременно романтичным и ужасным – люди гибли, страдали, терпели унижения. Может быть, не лучшие из людей, но все же. И даже если сбросить их со счетов, сам Тау отправлялся неизвестно куда искать неизвестно что, выживать в мире, которого он не знает и не понимает, в котором всегда будет чувствовать себя чужаком, и где все его способности, скорее всего, окажутся применимы лишь в криминальной среде. А это значит - короткая, яркая и мучительная судьба, итогом которой смерть. В том, что пират найдет потерянного брата Катарина сильно сомневалась – космос был слишком огромен, а судьба Пси, если он был хоть немного похож на Тау, едва ли могла сильно отличаться от той, что в цивилизованных системах была уготована ее новому знакомому. Итак – боль, неприкаянность, смерть – или кровь и жестокость и бесконечная жадная погоня за соляриями. Все это в компании людей, каждый из которых был коварнее Тау в десятки раз, – она однажды приоткрыла завесу, увидела оборотную сторону, криминальную часть цивилизованного мира, и навеки лишилась иллюзий о благородных разбойниках и сексуальных криминальных гениях – ее опыт подсказывал, что они лживы, опасны и только ищут возможности ударить тебя в спину.
И все ради чего? Ради кого? Ради женщины, которая может опротиветь, изменить, забыть, умереть, в конце концов, как умер Дерек, - не слишком ли высока цена? Может быть, речь о любви – но любовь, как думала Кэт, это только специфическая пряность к любому эротическому переживанию, и любовь – проходит. А взамен остается пустота.
Она попробовала взять запястье пирата в кольцо своих пальцев, и они, разумеется, не сомкнулись. Провела кончиками пальцев по цифрам – таинственному коду непонятно чего, покачала головой. Озвучивать то, что пришло ей в голову, не стоило – он все равно не послушает ее. А потом смочила последний кусок бинта и мягко коснулась скулы, щеки, носа Тау, на которых виднелись следы крови. Он мог бы справиться с этим и сам, но Катарине ужасно не хотелось прерывать контакт.
- Это ваши имена – странные, - рассмеялась она. – Тебе с нами жить, привыкай сразу.
Предположение, что Лестер мог быть ее любовником, показалась Катарине настолько нереальным, что она снова рассмеялась.
- О нет, ни в коем случае, боюсь, мы физически не выносили друг друга. Я ничья женщина, своя собственная. Я была… - Она подумала, как назвать это в свете своего нового взгляда на вещи, а потом решила, что не стоит вдаваться в детали. - …невестой его отца. Потом он умер, и Лестера это видимо слишком потрясло. Я как раз просила его высадить меня, отпустить с яхты, чтобы мы не мозолили друг другу глаза, но он почему-то не хотел, когда случилось…  то, что случилось.
Катарина кинула испачканный бинт на пол, помолчала, а потом, подняв на Тау глаза озвучила то, что больше всего не давало ей покоя все время, что они зализывали раны.
- Скажи, он… не порезал мне лицо? – Кэт подняла руку и потерла лоб, засохшая кровь крошилась под пальцами, но боли не было. Ничего не болело – но параноидальная мысль, что на самом деле она теперь обезображена, все никак не хотела отпускать. – Я не чувствую. И я…не могу посмотреть сама, - это признание потребовало опустить глаза и снизить голос до шепота. – Если что, все поправимо, конечно, в космосе полно прекрасных врачей, и это просто глупость, но я просто н-е м-о-г-у посмотреть сама.

Отредактировано Katarina Neuer (2014-08-03 17:17:34)

«Он не мой» - вертелось на языке детское, протестующее. – «И он не был прав, никогда не мог быть прав». Но пират уже взял рубашку, которая могла послужить ничуть не хуже бинтов, и Катарина промолчала, чувствуя, как внутри все подобралось, когда бела мокрая ткань коснулась лица. Она ждала – заноет, защипет, заболит – лучше всякого зеркала доказывая ей, что обращения к врачам не избежать… но не защипало, не заныло, не заболело, только легкая дрожь прошла по коже от того места, где руки Тау через мокрую ткань касались ее лица, к животу.
«Сумасшедшая», - мысленно выдохнула она, когда мужчина убрал руки, в унисон с озвученным им вердиктом.
- Спасибо.
Все в порядке? Она подняла руку и неуверенно провела кончиками пальцев по чистому лицу, твердя про себя: все в порядке, все в порядке. Вот только все не было в порядке – дикие цветы пустили корни и распускались в животе, кровь била в виски, и губы сохли – и Кэт знала эти симптомы так же твердо, как иные знают таблицу умножения, и вопрос был только в том, что теперь делать с самой собой, и стоит ли поддаваться на провокация собственного капризного тела. Она понимала – выброс адреналина, нестандартная ситуация, сильный человек рядом – какие нужны объяснения древнейшему из инстинктов, какие оправдания?
А тут еще этот взгляд глаза в глаза, не оставляющий иного выхода и комплимент, который в устах человека начисто лишенного куртуазности звучал, как простая констатация, безо всяких вежливых заходов насчет ужина или одиночества. Она тут же решила перевести разговор, узнать, есть ли у него ID-карта – наверняка, нет, откуда в этой каторжной системе? – уверен ли он, что ему стоит сразу соваться в самое пекло – не лучше ли сначала обжиться на окраинах Вселенной, обзавестись легендой и идентификатором личности, тем более, что его брат, скорее всего, тоже начал со злачных мест – спросить про невесту, ради которой все это затеялось, красива ли она, так ли красива, и правда ли, что это любовь, сладкая, как молочная карамель…
Тысяча вопросов и тем пронеслось в голове, но ни одна из них не казалась подходящей этому конкретному моменту, этой странной ситуации, когда еще таяли в воздухе звуки его «Ты очень красивая», и Катарина твердо знала, что дело не в ее красоте, а, наверное, в адреналине, и, рождаясь из живота, бешеным торнадо по крови носилось желание. И разум на секунду замешкался, и инстинкт возобладал, и прежде, чем она успела понять, что, собственно, она собирается делать, Катарина обвила руками шею Тау, и прижалась губами к его губам.
Она. Его. Поцеловала.
Вброс новой порции адреналина был таким мощным, что его губы показались ей солеными от крови, а кожа – жесткой на ощупь как панцирь какого-нибудь древнего, доисторического ящера.  В конечном итоге, ее выдержка дала сбой, но прежде, чем укорить или похвалить себя за импульсивность, она уже отстранилась так же резко, как подалась вперед, и, отведя глаза в сторону – потому что еще один взгляд глаза в глаза окончательно сорвал бы ее с резьбы, – она поспешила сказать первое, что пришло в голову:
- Раненые… надо проверить, как там Чарли и остальные.

Отредактировано Katarina Neuer (2014-08-03 18:45:55)