Впервые за много лет жизни Стоун чувствовал, что он один. Он всегда знал, что за спиной у него стоит Контора. Никто ее не видит: ее не упоминают в официальных отчетах, только в досужих сплетнях, но значок, который он, как и многие, вопреки инструкциям все же носил с собой, приколотым к внутренней стороне одежды, был настоящим. И награды: две официальные благодарности, медаль, три знака отличия и выговор с занесением в личное дело – все они были тайными, Стоун их даже не видел никогда, не то, чтобы в руках держал, но он знал, что они есть. Это все придавало его жизни вес. Это все отбрасывало тень, которая следовала за ним, куда бы он ни отправился. Тень Конторы.
Он оставил значок и удостоверение личности в управлении еще утром, хотя знал, что до обеда ему все равно не вырваться: нужно было пройти стандартное медицинское обследование и психиатрическое освидетельствование, потом врачи должны были сообща решить, что хотя Стоун немного параноик, это делу только на пользу. Здоровые агенты чаще погибают при исполнении. Если ты ждешь подвоха от всех и видишь в каждом заговорщика, тебя куда сложнее застать врасплох в неподходящий момент. Потом у него взяли кровь – это тоже было стандартной процедурой. Зачем она, Стоун не спрашивал, хотя временами подозревал, что погибших агентов попросту клонируют и потом готовят будущих прошлых сотрудников к работе чуть ли не с пеленок.
У медсестры, которая принесла ему причитающуюся плитку гематогена, были синие волосы – точно того же оттенка, что и крестик на кармане халата. На прощание она пошутила о том, что теперь-то впервые чувства Стоуна не будут расходиться с реальностью – вокруг в самом деле будут одни враги. Он улыбнулся из вежливости и опустил плитку во внутренний карман куртки – без значка в области сердца было слишком легко.
Здание управления находилось на одной из верхних уровней. Это уже потом Контору, которую тогда еще называли даже не контрразведкой, а службой внутренней безопасности, решили засекретить. Переезжать не стали – просто окружили управление четырьмя новыми более высокими зданиями, скрыв его от лишних глаз. Работать на верхних уровнях было хорошо: вентиляция работала лучше, транспорт был в несравнимо лучшем состоянии. Однако теперь Стоун привлекал намного больше внимания, чем хотел.
Он отправился к границе пешком, одновременно с первой волной обеденных перерывов, рассчитывая слиться с толпой. Но рассчитал он плохо. За несколько месяцев, прошедших с того времени, как его выбрали для задания, волосы порядком отросли, одежду ему выдали из запасов конфискованной у нелегалов, она была старая, довольно грязная и поношенная, но все равно непозволительно яркая для приличной части «Санта Клары». Стоун то и дело ловил на себе подозрительные взгляды служащих, торопящихся на перерыв. Он не мог слиться с толпой просто потому, что людской поток разделялся на два ручейка и обтекал Стоуна – толпа не хотела его принять, отталкивала, наглядно демонстрируя сознательность и лояльность общества верхних уровней. Где-то в этом месте Стоун должен был бы ощутить гордость за то, что годы его службы не прошли даром, и совсем скоро нелегалам и фанатикам будет некуда бежать.
Но вместо этого он ощущал странное чувство собственной потерянности. Будто он лишился чего-то важного и настолько естественного, что жить без этого решительно нельзя.
Спускаться вниз он не стал - ходы в запертые части города существовали на всех уровнях. Заходить на те, что гарантированно обжиты, было бы неразумным: теоретически его могли узнать, а Стоун хотел иметь хотя бы небольшой зазор для того, чтобы поискать Штурмана, как называли своего таинственного главу фанатики, прежде, чем люди Штурмана начнут искать его.
Площадь, на которую он вышел, была совсем крошечной – первой волны постройки, как и управление. Потолки были очень низкие, и, казалось, давили, опускались вниз, грозя неминуемой страшной смертью. Стоун надавил на тугую заслонку, и та стала на место, отрезая его от легального мира. С этого момента его больше не существовало. Никакого настоящего имени, никакой настоящей фамилии. Он – Стоун, и это все.
Звуков оживленного верхнего уровня почти не было слышно, зато собственные шаги в этом безлюдном месте казались оглушительными. Привычного красного огонька на уличных камерах не было – за старыми частями уже давно бросили пытаться следить. Все камеры были отключены, и только тут Стоун понял, что за ощущение так тревожило его.
Впервые за всю жизнь он не чувствовал, что на него смотрят.
Отредактировано Blake Winter (2013-06-17 01:25:38)