- А, ну то-то я смотрю ты весь расцелованный, - Джон провел рукой по своим небритым щекам. - Хорошо, братец, что девки таких бравых любят, - он ухмыльнулся широко и задрал правую ногу на стол. - Вот, протез до самого бедра. Бедренная кость, голень вдребезги, там даже собирать было нечего - так и ампутировали. Ничего, зажило как на собаке. Хорошо быть живучим. Твое здоровье, - он стукнул стаканом о стакан Батца и опрокинул в себя виски.
Он частенько слышал подобные истории, сам пережил, и потому довольно хорошо мог представить каково было Батцу.
- Слушай, ты такой правильный, - Джон осклабился, разливая новые порции выпивки. - Даже когда со службы ушел - мразоту всякую антиобщественную ловишь. Я вот иногда контрабандой грешу мелкой. А по юности с братьями даже браконьерством промышляли.  А еще мы тачку угнали, знаешь, из того старья, которое веками на стоянке ржавеет, и меня потом выпороли публично, - шарпиец хохотнул. - Ты не удивляйся, у нас там нравы ох какие простые...
Сейчас ошибки молодости вспоминались легко и даже с юмором, а Батц был хорошим  слушателем, так что Джон легко разговорился,  как и в прошлый раз, в пустыне.
- Но зато по тебе видно, что ты нормальный человек, - Гримшоу еще раз описал пальцем окружность вокруг лица. - Личность у тебя располагающая, честная. Но ты мне скажи: неужели ты всю жизнь промышлять преступниками будешь?

- Вариант, - одобрил Джон. Посмотрев в свой стакан, он погрозил пальцем Батцу. - Но ты все равно мистер Хороший Парень. Хе-хе-хе.
Торговец дразнился и этого не скрывал.
Они постепенно прикончили бутылку под разговоры, ибо виски здорово развязывало языки. Рассказали даже подноготную, и взаимно отпустили друг другу грехи, приговаривая: "Да это что! Вот я...". Разоткровенничавшись, Джон поделился тем, за что до сих пор грызла иногда совесть: за ссору с отцом да за то, как довел однажды сослуживца до разжалования. В итоге ему стало казаться, что они знакомы чертову прорву времени и он знает наемника так же хорошо, как родного брата.
- Начерта оно тебе все? - пробормотал пьяный Гримшоу, водя пальцем по столешнице и растирая крошки от галет. - Может, тебе прям сейчас все бросить? Сестра у меня... ик!... не замужем. Знаешь какая красивая? Во, - Джон очертил в воздухе изгибистый силуэт женской фигуры. - Я, это, против не буду. А не понравится, там еще бабы есть... И по соседству тоже.
О том, что сам сбежал от такой жизни, Джон сейчас и не вспоминал. Сейчас все было как будто хорошо и вселенная обрела гармонию.
Когда захотелось петь, Гримшоу стал было учить Батца не слишком пристойной рабочей песне со своей родины, но у шарпийца спьяну прорезался такой ужасный акцент, что половины слов было не разобрать. В итоге они горланили очень расхожую армейскую песню, которую знали все служивые от Земли до Уллы: про подлых девок, которые не дождались парней из армии.
Речь снова зашла о женщинах, и Джон взгрустнул.
- Была у меня одна. Как вспомню - до сих пор сердце кровью обливается.
Они сидели в пилотской рубке, наблюдая за звездами.
- Я ж рассказывал, как у нас семьи заводят... А она совсем другая, страшно ей не нравилось, что на других посматриваю. Прокололся я однажды, подгулял, так она, как узнала, мне дала от ворот поворот. Сказала: "Кобель ты, пошел вон". Не знаю... Наверное, действительно кобель как есть. Вроде давно разошлись, а иногда как кошки скребут, понимаешь? Что обидел ее.

Отредактировано John S. Grimshaw (2014-10-02 16:30:43)

- Соболезную, - сдержано ответил посерьезневший Джон.
С такими потерями, конечно, ничто не сравнится, и со стороны понять их непросто. Боль, подобная этой, не оставляет долгими годами, время только немного ее заглушает, но нет-нет, а все же беспокоит былое, как плохо зажившая язва. И все же Батц как-то жил, справлялся. Утешать тут было бессмысленно. По крайней мере все, что пришло Джону на ум, было довольно глуповатым по содержанию. Он умел быть участливым, но выражать это вербально выходило плохо, особенно спьяну, поэтому шарпиец почувствовал себя неловким увальнем. Сопел, подбирая слова.
Сам он никогда еще не  терял кого-то, кого любил бы настолько сильно.  В какой-то момент Джону даже показалось, что наемник - бесконечно несчастный и одинокий человек, однако жалость была бы унизительна. К тому же, если человек находит в себе силы, чтобы оправиться от потерь и жить дальше, это уже очень много говорит о его стойкости и, с какой стороны ни посмотри, заслуживает уважения.
- Какой она была? - спросил Гримшоу после недолгого молчания.

- Ой,  огонь-баба, - Джон прикрыл рукой глаза, потер лицо. - Знаешь, как все по ее,  в доме благость, а как что не так - сразу оборотнем становилась: то в змею, то в ураган бушующий, то в черт знает что. Гордая, независимая, а нутро все же бабье, мягкое. Я, бывало, подожду когда она наругается и устанет,  только потом потихоньку к ней под бочок подкатывался. Поворчит-поворчит да и поцелует. А мне что? Мне многого не надо. Так и жили. Ну да что там, дело-то прошлое.
Он почесал живот, с кряхтением выпрямился.
- Девки окаянные, все добро и зло от них... Пошли спать что ли, приятель. Я набрался изрядно, - взгляд у Гримшоу был мутноватый. - Надеюсь добраться до постели прежде, чем вырублюсь. Хорошо посидели...
Хлопнув Батца по плечу, он вышел из рубки, а меньше, чем через десять минут спал, уткнувшись лицом в подушку.
До Вирго они добрались без особенных приключений, спокойно. Виски помог немного сократить девять дней до черной дыры и наладить взаимопонимание между случайными знакомыми. Гримшоу даже проникся к наемнику дружескими чувствами, о чем и сообщил, когда "Мэй Мэй" вышла на орбиту Вирго.
- Если нужен буду, разыщи меня, - ухмыльнулся шарпиец. - Подброшу. Ну, и помогу, чем смогу. Удачи тебе, землянин.

Отредактировано John S. Grimshaw (2014-10-04 23:41:51)