Астрид осторожно пошевелила пальцами. За то время, пока она сидела на ветке, они успели онеметь. Хотя – никто и не говорил, что охотиться на медведя легко. В чем-то им с Ньютом даже повезло: у них было достаточно времени, чтобы подготовиться. Пальцы вот только отказывали гнуться, а в остальном все было хорошо. Она зевнула и посмотрела вниз, сквозь скрещенные голые ветки. Нужно было как-то отвлечься: и от холода, и от утомительного ожидания. Астрид подумала о доме.
Дома тоже было холодно, но душно. И взрослые постоянно обменивались фразами вроде: «Весна близко», а затем улыбались, как они делали всегда, когда шутили о чем-то, чего дети не помнили и потому не понимали. Зато они помнили прошлую зиму, впервые нагрянувшею два земных года назад, и то, как они все едва не погибли от этого внезапного холода. Зато они понимали, что эту зиму им без припасов не пережить. Пес – зверек Астрид – впал в спячку: он лежал в яме, которую вырыл в погребе, и куда натаскал сухих листьев, и только изредка шевелил длинный чешуйчатым хвостом да временами тихо поскуливал по ночам. Ей не хотелось оставлять его одного, но охота была важнее. Медведь – это и мясо, и жир, которым можно лечиться от простуды и смазывать обмороженные щеки, и теплый мех, и крепкие кости, из которых можно будет выточить лезвия для ножей и наконечники для стрел. Даже взрослые понимали, что медведь стоит того, чтобы рискнуть и отправить обоих охотников вместе. Только мама, как обычно сказала, чтобы Астрид была осторожна, а Астрид, как обычно же, отмахнулась. До Дикой Охоты, когда буран и сильный ветер до конца зимы отрежут поселок от остального Улисса, все равно было еще полно времени, чтобы не успеть вернуться в срок, они должны были плестись как старая черепаха.
Хотя какое-то время, как обычно, они в самом деле следовали за ними. На этот раз это была не черепаха, а черепа – горячих валунов, медленно и неведомо как и почему передвигающихся по планете, растапливая снег и отпугивая хищников, в группе было только три, а не четыре, как обычно. Это был хороший знак, и им действительно везло: через несколько дней следования за валунами, Ньют заметил следы медведя, и они сошли с безопасной и, главное, теплой тропы в заснеженный лес.
В лесу было тихо, но обмануть охотников было не так легко. Пусть им и по тринадцать лет, а все же оба знали, куда смотреть и что слушать. Птиц не было, снежные мухи не пытались ужалить, даже коренья пиу-питсу не цеплялись за ноги. Лес боялся и ждал. Дети тоже были начеку. Они шли вперед, даже не разговаривая друг с дружкой. Все и так было понятно: у Астрид руки цепче и она легче – поэтому она будет нападать сверху и добьет медведя, перерезав ему шейный позвонок, а Ньют будет отвлекать его и постарается остаться в живых, пока дело не будет сделано. Еще бы пальцы так не мерзли – совсем было бы хорошо.
Астрид потрясла головой и очнулась. Она не любила, когда ее вот так выбрасывало из мыслей и воспоминаний, но пытаться отвлечься снова не стала. Если выбросило – значит, так надо. Значит, есть что-то, что она успела заметить, но не успела осознать. Девочка осторожно перенесла вес, стараясь не потревожить соседние ветки, и заняла удобную для нападения позицию. Потом, наконец-то, она поняла, в чем дело. Стало еще тише – лес боялся. В тишине этой бесшумных шагов медведя было, конечно, не услыхать, но, если постараться, можно было даже не услышать, нет – ощутить, как зверь дышит, приближаясь к ним.
Теперь счет до начала битвы пошел на секунды, и Астрид расслабилась, поудобней перехватив нож.
Все будет хорошо.

Время, как это всегда бывает после долгого ожидания, понеслось так быстро, что Астрид показалось, что ее ловким тельцем управляет кто-то другой, а она тут – просто сторонний наблюдатель. Это ее не особо беспокоило – кто бы там не управлял ее действиями, он все делал правильно и темп выдержал просто отменный. Астрид спрыгнула, поскользнулась на мокрой от снега шкуре, но вовремя ухватилась за нее короткими цепкими пальцами и удержалась сверху. Затем быстро, без замаха, перерезала шейный позвонок. Медведь взревел и упал вперед, и Астрид, чтобы не свалиться, крепче обхватила толстую шею, на которой держалась маленькая треугольная голова, и упала вместе с ним, для верности зажмурившись.
Еще несколько секунд она не открывала глаз. Щекам было тепло – хотя крови было мало, из раны на шее зверя шел пар, теплый, согревающий. Лежать так было приятно, но Астрид знала, что все на этой планете, что кажется приятным, сулит смерть. Хотя то, что приятным не казалось, тоже сулило ее. Она глубоко вдохнула и открыла глаза. В сантиметре от лица из спины торчал неровно обломанный деревянный шест, черный от медвежьей крови. Астрид перевернулась на живот и подтянулась к шее зверя. Все еще окровавленным ножом – сначала заботимся о себе, потом – об оружии – она разлепила длинную свалявшуюся шерсть и положила кончики пальцев туда, где должна была проходить сонная артерия медведя. Пальцы мелко дрожали – не от страха, от холода – но к этой дрожи ровной пульсации от тока крови не добавлялось.
Хорошо. Она надрезала сонную артерию и торопливо убрала руки: кровь быстро замерзала, а отдирать красные льдинки с кожи было делом не самым приятным.
Астрид спрыгнула в снег, затем резко метнула нож чуть вбок, в сугроб и, вытащив его – снег по краям стал красным – вытерла еще мокрое лезвие о внутреннюю, еще сухую, сторону рукава.
Только потом она повернулась к медведю. Ньют еще не показывался.
- Ну, Ньют, где ты там, вылезай, - пнула тушу Астрид.
Сама бы она все равно его не перевернула, оставалось ждать, когда Хелстон бросит дурачиться. Она посмотрела на низко висящее солнце и, зажмурив один глаз, посмотрела на выставленную параллельно воображаемому горизонту ладонь. Времени было достаточно, но тратить его попусту все равно не хотелось.
- Пока ты там, пробей ему еще сердце! – крикнула Астрид и, убрав с мороза выбившуюся прядь волос, попыталась прикинуть, удастся ли дотащить тушу домой, или придется свежевать ее на месте.

- То есть, сердце ты пробивать не будешь? – уточнила Астрид, прежде чем от практической стороны своей личности обратиться к сочувствующей.
Она быстро осмотрелась напоследок. В лесу было тихо, но иначе, не так, как раньше, спокойно: пока что для разнообразия бояться было нечего. Астрид, опустившись на колени рядом с Ньютоном, отодвинула еще немного дальше тяжелую лапу и, кое-как разрыхлив снег, сунула голову под тушу.
- Да-а-а, дела-а-а,  - протянула она, вдохнув воздух и тут же брезгливо зажмурившись. Пах медведь отвратительно. Вот уж в самом деле не повезло: запах медведя из шкуры было не вывести, от него мутило, кружилось в голове и клонило в сон.
- Зато свежевать не придется, - лживым оптимистичным тоном заявила Астрид, в уме прикидывая убытки. У медведей и жира куда меньше. Значит, с охоты они принесут одно только мясо. И еще надо разобраться, что там с Ньютом…
Она попятилась, потрясла головой, отгоняя запах, и, ударив кулаками в задубевший снег, расширила проход и потащила Ньюта наверх. За него она не очень переживала:  если говорит «немного испортил» - значит, в самом деле ничего серьезного не случилось. Они рано привыкли к тому, что врать о некоторых вещах на Улиссе не стоит. Целее будешь.
- А с руками что? Ты что, умудрился подснежники в морозном лесу найти?
Астрид коротко улыбнулась – от искренних улыбок губы трескались – и потянулась к топорику, закрепленному на ноге Ньюта. Кто-то же должен откромсать лапы и окорок, пока их окончательно не испортила свернувшаяся кровь. Она потянула за древко, и нога потянулась вместе с ним – вбок, куда гнуть не должна была.
На секунду она замерла. Кажется, перелом. Это было очень, очень плохо, однако почему-то Астрид не оставляла нелепая надежда на то, что она ошиблась.
- Попробуй встать, - сказала она, - а я пока займусь делом.
Она перебросила топорик из руки в руку – просто чтобы успокоиться – и подошла к туше с другой стороны. Не надо, чтобы Ньют сейчас ее видел. Только не сейчас, когда в голове у нее несутся неправильные мысли и  на ум приходят неправильные решения, следовать которым нельзя, потому что они слегка бесчеловечны. Потому что кроме трех его новостей была еще одна, просто кошмарная: ей придется тащить не только мясо, но и самого Ньюта.
- Ну как ты там? – крикнула Астрид и, с силой и злостью замахнувшись, отрубила туше лапу.

Отредактировано Astrid Sundin (2013-10-13 22:33:03)

- Д-д-дурак, - подрагивая от разряда, коротко ругнулась Астрид.
Пугать людей крапивкой она тоже любила, но сейчас было не то место и не то время, когда можно играть. Она попыталась нахмуриться, но вышло у нее не очень хорошо: ей едва удалось подавить вздох облегчения: Ньют хотя бы стоял, и, похоже, даже ходил. Значит, почудилось. Тем лучше – двух охотникам и мясу дома порадуются куда больше, чем одному охотнику и мясу. Хотя когда дело доходит до мяса, ни в чем нельзя быть уверенной наверняка.
Астрид разложила на ветке лапы, поколебалась, какой окорок лучше брать – правый или левый, и, в конце концов, решила брать оба. Их она уложила сверху, на лапы – так те целее будут, не свалятся по пути, да и кто знает, встретятся ли по дороге мелкие грызуны – вечная беда охотников, которые во время ночных привалов часто таскали куски добычи поменьше.
Вообще-то, они надеялись обойтись без привалов и вернуться к рассвету: черепашья трава вряд ли успела сильно замерзнуть, идти по ней будет легко, да и плестись, подстраиваясь под неторопливый ход валунов, уже не придется. Но каждый раз, когда Астрид, привязывая нейлоновой веревкой мясо к ветке, бросала взгляд на Ньюта и его нетвердую, чуть ли шатающуюся стойку, она понимала, что привал им понадобится, хотя бы один короткий, а скорее всего – на всю ночь. А значит, вернутся они в лучшем случае к следующему вечеру. А в ночь на послезавтра начнется Дикая Охота, как всегда – сразу и во всю силу, за секунду превратив планету в мир ветра, снега и безысходности. Хотя тут и в другие времена была не особо-то радостно и мирно.
- Пора двигаться, - сказала она, закончив и отряхнув руки. Очень хотелось умыться снегом, но там могли остаться споры пихты, которые, согретые теплом ее тела, пустили бы корни в щеки, и Астрид не стала этого делать.
- Смотри не отставай, - велела она и, схватившись за ветку, пошла вперед.
Уже через полчаса она вспоминала эту свою фразу как жестокую издевку. Она шла первой, и потому ей приходилось прокладывать дорогу, чуть ли не пробиваясь через мгновенно дубевший от мороза снег. Вдобавок, обычно добычу нес кто-то другой: у охотника руки должны быть свободны на случай опасности. Но теперь и эта обязанность была на ней. Нужно было очень хорошо постараться, чтобы отстать от нее.
Астрид двигалась очень медленно, в ритм с чуть хриплым дыханием, с каждым рывком сквозь снег с усилием выталкивая из легких воздух. Несколько раз она, забывшись, облизала губы, и теперь чувствовала, как те неторопливо и неумолимо трескаются.
Она с надеждой смотрела над низко висящее солнце, которое все не хотело садиться. Потом кинула через плечо, ободряя скорее себя, чем Ньюта – волноваться еще и о нем у нее не было сил:
- Привал. Через полчаса. На сегодня. Хватит.

Очень хотелось просто упасть в снег, но было нельзя. Сегодня она тут самая сильная, самая здоровая, самая главная. Жаль вот только, что Астрид к подобному никогда не стремилась.
Она отпустила ветку с мясом, и сразу стало легко. Она заставила себя пройти еще несколько шагов, потом – оглянуться и, наконец, сесть на промерзший камень. Холод был самой маленькой из их проблем. Приковылял с хворостом посеревший, непохожий на себя Ньютон. Астрид пересилила себя и все же встала: пусть они и могут спать на снегу, сегодня для этого день неподходящий. Разбросала вокруг их маленького лагеря табак, резкий запах которого отгонял хищников, вбила в снег колышки маленькой палатки, затащила туда спальники, затем выбралась под неумолимо темнеющее небо и, упрямо ударяя ножом с мелкой насечкой с одной стороны лезвия, развела огонь.
Астрид и виду не подала, что услышала Ньюта, хотя она его, конечно, услышала. Сложно не заметить, когда кто-то озвучивает твои мысли. И если эти ее мысли и эти его слова, хотя и противоречат тому, чему пытаются научить их взрослые, на самом деле – единственное возможное решение.
Тратить на ужин мясо Астрид не стала, хотя и соскребла с окорока немного жира, смазать испорченные губы. Она вытащила из сумки энергетический батончик, поколебавшись, бросила такой же Ньюту.
Жевать было больно.
- Зарывай с северной стороны, - сказала она, подталкивая стеклянный гриб ближе к огню, - а то весной талый снег унесет. Будет обидно.
Говорить тоже было больно – хотя и не из-за губ.
Она быстро проглотила ужин и снова посмотрела наверх. На ее глазах исчезла последняя звезда. Ночи на Уллисе всегда наступали внезапно и поражали взрослых кромешностью. Астрид перекладывала сумку. Спальник она тоже сможет забрать весной, как и палатку. Все равно в лес не вернуться.
Когда она думала обо всем, исключая из планов Ньюта, ситуация снова выглядела оптимистично. Она доберется к вечеру. Если повезет – даже раньше. Она принесет мясо и плохие новости. И даже на вопросы не придется отвечать: ее не посмеют спрашивать, испугавшись того, что она может рассказать.
Да, это, безусловно, было правильным решением. И все же даже Астрид, молчаливую, быструю, жестокую и никогда не колеблющуюся Астрид пугало то, с какой легкостью она приняла его.
- Я… - начала было Астрид. Но тут же запнулась. Она хотела сказать, что оставит Ньюту немного мяса, но сразу же подумала о том, что нет, не оставит – мяса и так очень мало, а Ньюту оно, вроде как, уже ни к чему.
- Ложись спать, - сказала она. – Посмотрим, что будет с твоей ногой утром. Может, все и обойдется.
Один из грибов уже нагрелся и, порозовев, еле заметно мерцал. Астрид вытащила его, быстро сунув руку в перчатках в угли, и перебросила Ньютону.
Она подумала о том, что уйти надо будет пораньше, чтобы он не смотрел ей вслед.

Астрид проснулась на рассвете, как и задумала, когда ложилась спать. Она открыла глаза, и еще несколько минут просто смотрела вверх, пытаясь понять, что это за странное чувство она испытывает. Было похоже на чувство вины, хотя она не была уверена в этом наверняка: в чувстве совсем не было стыда и было слишком много горечи. Больше похоже на сожаление, но сожалеть Астрид объективно было не о чем.
Ньютон, к счастью, еще спал, хотя и очень легко, то и дело соскальзывая из дремы в бодрствование  - и обратно. Так спал Пес, когда чуял неподалеку добычу.
Она выбралась из палатки. Костер погас совсем недавно – дыма не было, но угли все еще оставались теплыми. Астрид сунула туда еще один стеклянный гриб – ей он ни к чему, но еще через пару часов Ньют скажет ей спасибо. Потом подержала над кострищем батончик. Вкусовых качеств бы это ему не добавило, но холодной зимой все теплое автоматически становится вкусным.
Вещи она складывала быстро и тихо, оставляя все лишнее. Лишним в данных обстоятельствах считалось все, кроме нее самой и туши. Спальники все равно начинают рваться, давно пора было их заменить. Палатка на одного человека скоро будет тесной для того, чтобы дети могли спать в них по двое, а в одиночку на Улиссе не ходил никто. Все самое ценное она и раньше всегда носила с собой: верный нож, веревку, скотч, несколько батончиков во внутреннем кармане, огниво, компас и флягу с водой. Остальное значения не имело.
Для пробы Астрид снова закинула на плечо ветку. Без дополнительного веса от сумки мясо тоже казалось намного более легким, таким легким, что она заволновалась и, наклонившись, быстро перебрала все еще надежно закрепленные веревкой куски. Веревка была целой, на мясе следов зубов тоже не было видно. Все на месте. Удивительно – она оставила не так много, а ощущение такое, будто гору с плеч сбросила. Гору и еще раненого Ньюта.
Астрид выпрямилась, в последний раз оглядела место стоянки – не забыла ли что-то важное? – и в последний раз посмотрела на хлипкую палатку. Было так тихо, что слышно было, как потрескивает дерево укулеле, когда его сок леденеет и изнутри расширяет ствол и ветки. Угрюмое солнце низко висело над горизонтом, на чистом небе не было ни единого облака. Если забыть о кронах без листьев, холоде и снеге, небо выглядело совершенно летним. Значит, этим вечером, на этот раз Дикая Охота не опоздает: последний день перед бураном всегда был обманчиво-погожим.
Она почти не шумела, но знала, что Ньют уже должен был проснуться. Но из палатки он не выглядывал, и не звал ее. Хорошо: идти, зная, что в спину тебе смотрит кто-то, кого ты больше никогда не увидишь, всегда тяжело.
Астрид взяла свой ценный груз и пошла вперед, оставляя за спиной лагерь и Ньюта. Она знала, что он поступил бы точно так же. Взрослые бы – нет, и в результате они все погибли бы. Но дети лучше умели высчитывать коэффициент полезности: один живой охотник менее полезен, чем два живых охотника, но определенно полезней, чем два охотника мертвых. Пытаться объяснить этот бесчеловечный подсчет было бессмысленной затеей. Поэтому Астрид просто поступала так, как поступала.
Потому что выживание – важнее всего.
Выживание своих – важнее всего.

Снег под последним теплым солнцем избавился от корки льда, и Астрид с каждым шагом глубоко, едва ли не до середины бедер, проваливалась в снег. Она пыталась поднимать ноги как можно выше, но это ситуацию спасало мало. Хорошо хоть, ветка была достаточно широкой, чтобы компенсировать вес мяса, и вытаскивать каждый раз не только себя, но и добычу, не приходилось.
Астрид дышала животом, сосредоточившись только на дыхании. В дороге никогда нельзя забивать голову лишними мыслями. Лучше вообще не думать, довериться инстинктам, которые всегда намного быстрее рассудка.  Она прошла совсем немного, но темп, пусть и не самый быстрый, держала, и поэтому была спокойна: если она не будет сбавлять скорости, то будет дома еще до заката. До бурана будет так много времени, что она еще, пожалуй, успеет отговорить взрослых от стихийной спасательной – читай, самоубийственной – операции.
Что характерно, среагировала на опасность она действительно быстрее, чем осознала ее. Астрид вдруг замерла, осторожно опустила поднятую было ногу на прежнее место. Едва уловимый шум стремительно превращался в пыхтение и треск, которые двигались на нее. На всякий случай Астрид задержала дыхание. Землеройка притормозила рядом с ней, повела носом с розовыми отростками, и двинулась дальше, приминая деревья, как степную траву.
Астрид перевела дыхание – повезло. Землеройки большую часть времени спали в норах под землей, выходя из спячки только на время Дикой Охоты. Они были самыми опасными животными Улисса – в основном потому, что были самыми непонятными. Плотоядными они не были, но людей временами раздирали и затаптывали, и причины нападений до сих пор не удалось обнаружить: реагируют ли они на какой-то запах, чувствуют ли страх, ощущают ли тепло тел или просто принимают что-то совершенно естественное для людей за признак скорого нападения? Этого не знал никто. Астрид посмотрела вслед животному, оставившему за собой хороший протоптанный путь, и прикинула, сэкономит ли она хоть какое-то время, если пойдет по проложенной тропе, и не случится ли так, что тропа эта уведет ее в неправильную сторону.
Завершить расчет она не успела – ее отвлекли крики, раздававшиеся от стороны лагеря. Ньютон не стал бы голосить просто так, что-то должно было случиться – и Астрид повернула назад, побежала по тропе ранней землеройки. Все равно у нее были эти пару лишних часов на отговоры взрослых.  Однако чем ближе она подбегала к лагерю, тем отчетливей слышала в голове Ньюта не страх, боль, скорую смерть, или что там еще могло быть в голосе умирающего человека, а неприкрытую радость и почти что ликование. В последний раз на ее памяти у него был подобный голос, когда оказалось, что Гендальф Серый из любимой книжки Фрая не погиб.
Она замерла на краю разбитого лагеря, сбросила с плеча ветку и, забыв об осторожности, стала дышать ртом – не столько от одышки из-за бега, сколько из-за удивления: совсем рядом, шагах в пяти, зияла огромная и черная нора землеройки, ведущая под землю. Ньют уже сидел на краю, будто звал Астрид только для того, чтобы на ее глазах лихо сигануть вниз.
- Если тоннель не обрывается, - сказала она, - то это и есть самый короткий путь домой. Если, конечно, нас не убьют по дороге другие кровососы.
На снегу у них не было шансов, но теперь… Даже если Ньют не сможет идти, и ей придется тащить его, даже если они не успеют в срок и буран начнется раньше – если тоннель правильный, то они выберутся на поверхность совсем рядом с домом. Дикая Охота не успеет забрать их, они не умрут и вернутся живыми. Ради такого шанса стоило рисковать. И она полезла в нору.
Нора была глубокой, после слепящего солнца, стократно отбивающегося от снега, тьма подземелья казалась кромешной. Но это было хорошо: куда хуже было бы, если бы их встретили десятки красных глазок, посаженный близко, как дула двустволки. Тоннель загибался влево и был слишком большим даже для стаи землероек. Тут, похоже, жил целый рой.
- Идем, - втащив за собой мясо, сказала Астрид и мягко подтолкнула Ньюта в спину. – На этот раз последней пойду я. Зарыть, кстати, что-то успел? Или все, пропали вещи, весной возвращаться нет смысла?

Отредактировано Astrid Sundin (2013-10-29 23:45:19)

Астрид терпеливо ждала, пока Ньют снова начнет двигаться вперед. Сама она тоже приняла отсвет за глаза, но с такой ношей, как у нее, мечтать о том, чтобы вжаться в стену, было глупым, так что она просто едва заметно вздрогнула и замерла на месте. Передышка, тем не менее, была кстати. В тоннеле было душно, к тому же она с недоверием относилась к замкнутым пространствам, полным опасных животных, которых еще и не было видно. Тут она уставала быстрее.
- Зря стараешься, - ответила Астрид. – Я помню правильный ответ – спасать надо тех, кого больше. Я помню все правильные ответы на задачи такого типа. Только ответ на задачку про смысл жизни все время забываю – но только потому, что она с подвохом.
Ее голос не заглушал хромое шарканье Ньюта, а странным образом ложилось в его ритм, отчего казалось, что Астрид читает какой-то ритмичный стих.
Шуметь в норе было можно, все остальное могло теоретически привести к скорой смерти. И, как ни странно, единственное разрешенное развлечение в самом деле помогало: можно было сосредоточиться на своих словах, а не на том, что мясо с каждым шагом становится тяжелее, вдыхать приходится все глубже, а если они выйдут на поверхность там, где нужно, от поселка их все равно будет отделять около сотни метров. Смертельная стометровка: что же, если им удастся ее выдержать, ей будет чем парировать на вечные мамины рассказы о ее успехах в легкой атлетике, когда та была в старшей школе.
Поэтому, на окраине сознания продолжая сверять подземный путь с их планируемым маршрутом на поверхности, Астрид снова заговорила:
- Или ты спрашиваешь, как бы я поступила на самом деле, а не в учебной воображаемой морально-ориентированной задачке? Ну ты же и сам знаешь, как бы я поступила. Главное – выживание своих. Если думаешь про весь мир или про каких абстрактных незнакомых – кстати, шансы встретить на этой планете хоть одного незнакомца стремятся к нулю, если кто-то об этом забыл – то ни к чему хорошему это не приведет. Я бы спасала знакомого, потому что он – свой. Спасать своих и не беспокоиться о других мирах – вот это мое решение. Но тебя бы я бросила, если ты об этом. Ты сам знаешь, что это было правильным ходом. Ты поступил бы точно так же.
Астрид медленно пошла медленней, а затем и вовсе остановилась. Они дошли до развилки: дальше тоннель разветвлялся на три прохода поуже.
- Вот тебе еще задача: есть три дороги, в конце одной находится спасительный выход, в конце двух других – логова землероек. По какой же пойдут наши храбрые путники?

Отредактировано Astrid Sundin (2013-10-30 01:16:51)

- Точно, антрополог, страховой агент и, прости Фейнман, психотерапевт, - с каждым шагом предлагала новый вариант профессий незнакомцев Астрид. Идти так в самом деле было легче – будто голос был ее личным метрономом. – Отличная компания, именно те, кого надо спасать.
Фразу о тех, что свои – это и те, кто ждет дома, она даже комментировать не стала. Это было правдой, но отчего-то она ощутила какой-то внутренний протест, когда услышала эти слова. Так, будто ее «свои» - это намного более ограниченный круг, в который входят далеко не все. Хотя их на Улиссе было слишком мало, чтобы делиться на своих и еще более своих.
Астрид на пару секунд задержалась перед тремя тоннелями и быстро осмотрела их. Все так: два прохода были уже, а третий был немного – так, что сразу и не заметишь – шире. Ее всегда впечатляло подобное. Астрид была ловкая, смелая, быстрая, она умела ждать, выживать и не теряться, у нее была отменная реакция, а вот с инстинктами было похуже. Никакой тихий внутренний голос не шептал ей на ухо, куда идти и что делать, никто не направлял ее взгляд на правильные детали, и временами ей начинало казаться, что она бродит по Улиссу наобум, как новорожденный слепой щуренок, в то время как Ньют шел по ему одному заметным и понятным невидимым хлебным крошкам, которые кто-то любезно для него оставил. Но Ньют был такой один, а она быстро училась. И теперь, когда она вернулась, потому что она его не бросила, у нее была возможность выучить еще немного.
Ньют затормозил резко, и Астрид наткнулась на него и почти сразу же, приобняв, чуть наклонилась назад: не хватало еще, чтобы из-за нее он полетел прямо на землеройку. Уж это ей точно вряд ли понравится.
- Ладно, – пытаясь оставаться спокойной, согласилась она, – будем считать, что тоннель правильный.
Она отступила и оглянулась. В темноте не было видно ни зги, но, по крайней мере, больше ниоткуда тяжелое теплое дыхание землероек не слышалось.
- Похоже, их только две, – сказала она. – Время мне идти первой, Ньют. Ты для разнообразия немного потащи мясо и держись за меня. Постарайся не оступиться и не упасть. Если они проснутся, бежать нам будет некуда.
Астрид с немного большим, чем следовало при таких обстоятельствах, удовольствием и облегчением сняла с плеча ветку и, стараясь не замечать мурашек, спешно пробежавших по спине, вышла вперед. Главное – не оступиться, не споткнуться, и не наступить на землероек. Ну и еще не бояться на всякий случай, не дышать, не пахнуть и вообще. Всего-то.
Если у Астрид вообще и был внутренний голос, отвечавший за инстинкты, самое время ему было проснуться и для разнообразия чем-то помочь. Но голос молчал, и она была наедине с темнотой, таящейся в ней опасностью, с Ньютом и добычей за спиной и с Дикой Охотой, которая должна была начаться уже через несколько часов. И тоннель правильный. Должен быть правильным.
- Пошли, - велела она, сама ухватила Ньюта за руку и, для верности зажмурившись, осторожно нырнула во тьму тоннеля.

Слишком много времени. Все это длилось слишком много времени. Сперва Астрид думала, что все дело в том, что это от испуга ей кажется, что прошло много часов, а на самом деле – вовсе нет. Но время шло, а успокоилась она почти сразу же после того, как дорогу им снова осветил гриб, так что приходилось признавать неизбежное: дорога была неправильной. Астрид всегда хорошо ориентировалась на местности, но под землей местности и не было – в этом-то и была проблема. Это был будто совсем другой мир, параллельное измерение, в котором все не так, и прямая дорога могла незаметно повернуть их в сторону, а то и назад, а резкие повороты, вовсе не обязательно отдаляли от цели.
Когда оба устали так сильно, что на фоне их плетущихся походок хромота Ньюта стала вовсе незаметной, они стали на привал. Огонь тут было разводить не из чего – да они бы и все равно не стали этим заниматься. Так что они просто сели на голую землю, прислонились к стенам, помолчали, наслаждаясь тем, что хотя бы какое-то время можно не двигаться, закрыть глаза, просто подышать. Потом медленно прожевали еще по одному батончику. Батончик осел в желудке холодной склизкой массой, но спать после него действительно перехотелось.
Наверху уже должна была наступить ночь. Вместе с ней наверняка пришла и Дикая Охота. Странно, что тут, под землей, свиста ветра, похожего на завывания одинокого умирающего зверя, просящегося внутрь, слышно не было. Тут было тихо и спокойно. Пока они жевали, стена, на которую опиралась Астрид, задрожала – это по тоннелю, пролегающему рядом, шли землеройки, разбуженные бураном. В их сторону никто не шел, и Астрид изо всех сил гнала прочь мысль о том. что сюда никто не идет только потому, что этот путь никуда не ведет.
У Ньютона есть инстинкты, он знает и понимает вещи, которые она не видит. Он не мог ошибиться, не должен был, только не теперь. Если он ошибся, это конец: им не выбраться уже никогда.
- Пора, - сказала Астрид, рывком вставая на ноги и в который раз взваливая на плечо ветку. На ладонях хорошо были видны мозоли. Она подумала, что больше никогда не будет носить добычу сама. И еще подумала, что вряд ли этой зимой сможет заставить себя проглотить хотя бы кусок медвежьего мяса. Слишком дорогой ценой оно ей досталось.
Она шла вперед, уже не следя за тем, чтобы Ньют не отставал. Шла по тоннелю, стены которого то сужались, то расширялись, шла, послушно сворачивая, когда подземная тропа изгибалась. Шла, зная, что если остановится еще хоть раз, то вряд ли заставит себя идти дальше.
Она даже не заметила выход и почти ступила за границы тоннеля, под смертельный буран. Щеки обожгло холодом, и губы разом сковала корка льда – только тогда Астрид очнулась. Была ночь, и буран уже вошел в силу: она не могла разглядеть ничего в пределах пяти шагов.
- Если все верно! – попыталась она перекричать ветер. – То поселок впереди, в ста метрах. Мы сможем дойти, дойдем! Ты только не отпускай меня, Ньют, слышишь? Не опускай!
И Астрид пошла вперед, склонив голову перед ветром и не думая о том, что она будет делать, если приблизительно через сто метров перед ними все еще будет расстилаться ледяная пустыня.