Сна не было ни в одном глазу, и чтобы как-то скоротать разлившееся между звезд безмолвие космической ночи, Хелстон засел разбирать почту. Занятие это было замечательно медитативное - самое то, чтобы забыться в рутине на несколько часов и не думать ни о неприметном космолете, который он тихой сапой преследовал до края Ойкумены и в ближайшие часы намеревался взять на абордаж; ни о грузе в его трюмах, которого по документам даже не существовало; ни о последствиях, которые будут иметь место после того, как он этот несуществующий груз экспроприирует. Особенно же сильно Ньютону не хотелось думать о его новом соседе дефис напарнике дефис подельнике. Хотя юный О’Рейли вел себя на удивление осмотрительно и в течение полета благоразумно не отсвечивал, параноидальному пирату ни на секунду не удавалось забыть, что по его “Джен” разгуливает чужак. Письма же предоставляли возможность на время перестать воображать, как Баг из подтяжка втыкает ему в шею кухонный нож.
«Джен» уже выполнила за него самую утомительную часть работы, рассортировав корреспонденцию по типу отправителей на письма от знакомых и от всех остальных, а затем поделив почтовую лавину второй категории по тематике, руководствуясь программой перекрестной маркировки синонимов, которую сам  Ньют и написал для этой цели лет пять назад. Удивительно, до чего много можно сказать о содержании текста, проанализировав количество содержащихся в нем клише, вроде «с нетерпением ожидаем вашего ответа» или «гори ты в аду, больной ублюдок».
Все предложения скооперироваться для совместного дела Хелстон отправила в корзину, не читая: компанейский пират – мертвый пират, аминь. После недолгого диагонального прочтения случайных писем с угрозами, эта пачка отправилась следом. Часа два Ньют убил на письма поклонников – этих ребят он любил, ничто так не поднимало пирату настроение, как пересказ событий из жизни Ньютона Хелстона, к двум третям которого он не имел ни малейшего отношения. Ньют даже примерно не представлял, по каким магическим кристаллам эти умельцы следят за его судьбой, но то, что весь этот фольклор рано или поздно оказывается в досье, заведенным на него представителями правопорядка, знал наверняка. Так что отслеживать, что же еще он натворил, непременно стоило, а то вдруг его поймают, а на допросах и рассказать-то нечего – стыдоба.
Больше же всего доставляли письма влюбленных фанаток, их Ньют всегда оставлял на закуску. Но «Джен» последнее время заимела привычку их затирать; ИИ говорила, что делает это в его же интересах, поскольку такая корреспонденция к чертям неадекватна и в целом опасна для психики. Ньют же полагал, что его старушка попросту ревновала.
Вот и в этот раз амурных посланий не оказалось. «Джен» пробормотала в свое оправдание что-то невнятное, и под утро, убив четыре с половиной часа на приведение в порядок своего эпистолярного имущества, Ньют оказался лицом к лицу с письмами от знакомых. В висках тоскливо заныла пульсация жилки, он обреченно занес стилус над письмо младшенькой, зная заранее, что найдет внутри корректные и немного смущенные просьбы собраться вместе, что ей их всех не хватает, что Астрид постоянно в разъездах, что Базза сто лет не видать, что Ньют ей даже не отвечает, а ведь они одна семья, и он совсем бессовестный. Снова промолчать было отличным решением, на самом-то деле. Все же, детишки Уллисса действительно были одной семьей, и лучшее, что он мог сделать для своих близких – избавить их от общества Ньютона Хелстона.
От дальнейшего бдения над письмом мелкой и сопутствующего этому процессу самоедства Ньютона спас сигнал из рубки, обозначавший, что «Джен» наконец вышла на позицию. Пират мгновенно подобрался, в два прыжка перемахнул коридор и завис над приборами.
- Баг, хорош спать, в рубку – живо! – Не зная, где именно на «Джен» затаился хакер, проорал Хелстон по общей связи на весь корабль.
Теперь, когда они ушли далеко за пределы обжитой системы, маленький пиратский звездолет легко догнал грузовой корабль, приблизившись на необходимое энергетическому лучу расстояние. Умница «Джен» без подсказки развернулась к противнику левым бортом, подняла щиты и на всю мощность врубила импульсную турель. Сейчас на том, другом, корабле, начнут барахлить приборы, и спустя минут пять с концами накроется навигационная система. Двигатели откажут, и корабль будет скользить по инерции в пустоте, вне досягаемости большого человечества, отданный на откуп совести Бага и чувству юмора Хелстона. Вот же неудачники.
За спиной послышались шаги. Ньют не обернулся:
- В честь твоего первого разбойного нападения, разрешаю самому толкнуть им речь про мва-ха-ха. Ну, знаешь, сопротивление бесполезно; подготовьтесь к стыковке и никаких глупостей, а не то закатаем в консервы. Сам разберешься, основной принцип – чем больше запугаешь сейчас, тем меньше будет проблем потом.
По тону Хелстона было ясно, что лично он считает запугивательную речь – отличным развлечением, и с болью в сердце отдает право ее толкнуть Багу. И лучше бы тому не отказываться.

- Мда, тебе только выход престарелых рок-звезд объявлять, - поморщился Хелстон. Манифест о несопротивлении в исполнении юного О”Рейли удивительным образом напоминал монолог младшего школьника, который подслушал в отцовской ремонтной мастерской слово “задница” и бравируя собственной бесшабашностью, экспериментирует с его использованием, спрятавшись в стенном шкафу.
Перегнувшись через помощника, Ньютон забрал микрофон переговорного устройства.
- Вниманию экипажа и пассажиров “Каракума”, - скучным голосом произнес он в эфир, - все, кто не хочет заиметь себе персональную памятную стеллу в мемориальном парке “Жертвы космического пиратства”, должны в течение трех минут собраться в стыковочном отсеке вашей баржи. Без-о-руж-ны-ми. Каждый, кто оставит при себе хоть заточенный карандаш - покойник.
Порадовав напоследок “Каракум” сдержанным “отсчет пошел”, Ньютон отключился. Раньше он любил на время абордажа и последующей бойни ставить в эфир какую-нибудь разухабистую попсу, из тех, где музыка напоминает о налете вражеской авиации, а слова - о повальной деградации поколения, но со временем стал старым и скучным.
- Ну что, пошли выпустим кому-нибудь кишки, - кивнул Хелстон в сторону стыковочной палубы. - Будешь хорошо себя вести, разрешу сделать памятный сувенир из черепа их капитана.
Увы, плотоядные порывы пирата в этот раз ограничивались примитивными подначками Бага и его высоких моральных стандартов. Раз уж операция “Каракум” была взаимовыгодным сотрудничеством, приходилось мириться с либеральными взглядами партнера на то, что должны оставлять после себя пираты. Нет - обугленным головешкам, да - отпущенным с богом свидетелям разбоя. Тьфу, противно.
- И захвати промышленный скотч. Подсобка по левую руку, коробка с ярлыком “Всякое для грабежа”.

Стоя уже в стыковочной камере, Хелстон на всякий случай запечатал позади люк на “Джен”, приказав ИИ игнорировать любые запросы, кроме заданного пароля, произнесенного его голосом. Да, если с Ньютом на “Каракуме” что-то случится, юный О”Рейли здорово вляпается. Минутой ранее пират выдал сообщнику примитивный полуавтоматический пистолет, который, после секундного колебания, поставил на предохранитель. По такому случаю его паранойя впала в некоторое замешательство не зная, чего опасаться больше - предательского выстрела в спину, или дырки в черепе от того, что некоторые представители антиглобалистов, судя по выражению их лица, едва ли не впервые держат в руках оружие.
Время, отпущенное попаданцам на размышления, вышло. Хелстон проверил заряд своего станнера, и встал на изготовку. Первым поднялся шлюз “Каракума”, и прежде чем люк “Джен Эйр” последовал его примеру, собравшиеся в стыковочном отсеке грузовика имели возможность полюбоваться на красочное четырехметровое граффити на внешних створках “Джен”: фосфоресцирующие, излишне реалистичные, если не считать размеров, череп и скрещенные кости - все же, Хелстон был немного старомоден.