Они разминулись всего на несколько минут – но об этом Катарина узнала позже. А сначала она вышла из такси, прошла через ворота – невысокая стриженная блондинка в костюме без намека на прежнюю фривольность, с, как казалось, навсегда изменившимся выражением серых глаз. Она неторопливо прошла по аллее, не прячась от падающего редкого снега. Снег таял на вьющихся волосах. Она относилась к этому спокойно. Катарина теперь умела ненавидеть и ненавидела многое: крыши, оружие, больницу, где не умирала ее мать, искусственные цветы, запах табака и машинного масла, набережные, смерть, подделывать документы и пункты пропуска – список удлинялся с каждым днем. А вот к снегу относилась спокойно – пусть даже он портил ее дорогой костюм и укладку – позволяла ему ложиться и таять, как тому будет угодно. «На мертвых не тает» - думала и поднимала голову, чтобы снежинки попали на щеки. Такой образ мыслей тоже относился к числу ее недавних приобретений.
Она вошла в палату, и выражение глаз немного смягчилось.
- Привет, мам, как дела, мам? – Скороговоркой произнесла она, чтобы отвязаться от необходимого ритуала. Кто-то утверждал, что больные слышат – она никогда не верила в это, а теперь не считала нужным и притворяться, что верит. Подошла и мягко поцеловала пергаментно-тонкую кожу щеки, как будто коснулась засушенного в альбоме кленового листа. От матери пахло лекарствами и стерильностью – а не потом и пудрой, не теми запахами, которые Катарина ассоциировала с ней в детстве. Положила руку на почти такую же как у нее тонкую изящную кисть, только сухую и опутанную проводами. Кэт больше не обманывалась – это вовсе не нужно было Валери, это нужно было только ей самой. Так же, как и упрямое желание длить жизнь женщины, которая жить вовсе не хотела. Оглянулась – свежие цветы в вазе, как будто женщине в коме было дело до цветов, которые даже не пахнут, книга на столике… Книга.
Катарина позвонила сиделке, подошла, начала листать книгу, пытаясь найти разгадку. Ей говорили, что кто-то навещал ее мать в эти полтора года, и она решила, что цирковые. Но едва ли кто-то из цирковых стал бы читать Валери… В любом случае, пора было познакомиться.
Женщина средних лет появилась с неизменной ласковой до приторности улыбкой на губах, готовая сделать традиционный доклад о том, что больная без изменений, но это замечательно и доктор утверждает, что… Но Катарина не желала это слушать, сощурилась – почти как когда-то.
- Вы читаете ей? Или это он снова здесь был? – Ей рассказали о странном посетителе в первый же день, когда она приехала навестить мать. Рассказали с восторгом, вызванным вниманием и учтивостью молодого человека, восторгом, от которого Катарину тошнило.
- Да, мисс, вы разминулись всего на несколько минут.
- Кто, как выглядит, как зовут?
- Молодой человек, очень симпатичный… имени я не знаю, но можно узнать в регистратуре, ему же делали пропуск…
- Не стоит беспокоиться. Позвоните ему, - она взвесила книгу в руке словно взвешивала решение, а потом подняла серые глаза на женщину. – Позвоните ему и скажите, чтобы срочно возвращался. Пациентка… - Катарина хотела сказать «умерла», но не решилась. - …пришла в себя. И зовет того, кто читал ей, - она пролистнула книгу до закладки. Пустой лист, ну разумеется, все обещало быть сложным. Кэт не удивилась – с некоторых пор она знала, что просто не бывает.
- Мисс, я не могу, это же… обман, - залепетала женщина, и Катарина стремительно подошла к ней, взяла за белый рукав и посмотрела в глаза своим новым, жутковатым взглядом.
- Мне нужно, чтобы вы позвонили. Мне нужно встретиться с этим человеком. Как вы не понимаете? Вероятно, это мой брат, - ложь прозвучала буднично и спокойно, Катарина изобразила улыбку. – Маленькая ложь во имя воссоединения семьи. Иначе мне придется пожаловаться, что вы пускаете непонятно кого в палату пациентки, чье состояние, прежде всего, моральное, вызывает серьезные опасения. А если она придет в себя, увидит его и ей станет хуже? Я должна удостовериться, что этот человек не причиняет вреда моей матери. Она же все слышит, - снова соврала Кэт.
Женщина затравленно посмотрела на нее, потом нерешительно кивнула. В самом деле, какой вред это могло принести?
- Хорошо, я узнаю его номер в регистратуре и позвоню, но я…
- Ничего не обещаете. Я понимаю. И, разумеется, не говорите обо мне, - Катарина уже отвернулась, подвинула кресло с низкой спинкой к окну, села спиной к двери, раскрыла книгу.
- Вот так-то, мамочка, - пробормотала она и вдруг улыбнулась. -  Я узнаю, кто твой таинственный поклонник… говорят, молодой и симпатичный – и где только ты их находишь?
Раскрыла книгу на закладке и принялась читать – от нечего делать, от ожидания. И, разумеется, про себя. Нет, Валери ее не слышала, Кэт ни минуты в этом не сомневалась.
[icon]http://s020.radikal.ru/i721/1407/ef/2d4660d5e6f8.jpg[/icon]

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-14 00:38:27)

[icon]http://s020.radikal.ru/i721/1407/ef/2d4660d5e6f8.jpg[/icon]
Он не появился через час. И через два. И когда Катарина дочитала книгу и начала сначала – он не появился. Пришлось включить торшер, сумерки за окном наступили незаметно из-за снегопада, книга кончилась во второй раз. Он все еще не появлялся. Сиделка клялась, что не может до него дозвониться, и, когда ее терпение, наконец, подошло к концу, Катарина встала и захлопнула книгу. В ее списке добавился новый пункт – оказывается, она ненавидела фантастические рассказы.
- Пока, мам, - все той же скороговоркой произнесла она и снова поцеловала пергаментно-тонкую щеку. – Извини, мне придется это забрать. Но я уверена, тебе не нравилось. Эти глупости к реальности не имеют ни малейшего отношения, а ты всегда была реалисткой. Чушь, ты даже не слышишь.
Катарина вышла из палаты и пошла по коридору, держа книгу подмышкой, словно модный клатч.  Никто из цирковых, наверняка. Значит, кто-то, кому очень не хочется с ней встречаться – не могло быть сомнения, что настойчивому посетителю сообщили о ее возвращении. А он не попытался передать ей привет, не оставил записку в книге, не дождался ее прихода, не вызнал номер телефона или адрес отеля, где она остановилась – а ведь это было несложно – вот она, легко облокотившись на стойку регистрации болтала с ночным дежурным о погоде, природе, возросших ценах и низких зарплатах, вот упомянула о странном посетителе матери, вот посетовала, что он забыл книгу, он, ее старый приятель, почти брат, которого Валери воспитывала, как собственного сына. Он завтра уедет - надолго, навсегда – и без книги, которая ему так дорога, ведь когда-то ее подарила ему Валери – надо же такому случиться, он не оставил ей своих контактов. Вот ошиблась в цифрах, оплачивая свое сверхурочное посещение больной, вот попросила сделать возврат не на свой – а на счет дежурного – «Вы так добры, заботитесь о ней и о том, чтобы я могла посещать ее в удобные часы… сделайте подарок вашим детям, мамочка всегда дарила мне подарки». Она знала – такие небольшие взятки иной раз работают лучше прекрасных глаз.
Она ехала в такси, размышляя, что ему понадобилось – и злясь на то, что он влез в ее жизнь. Впрочем, кое что о Сэнди Эшлинге она узнала за время их знакомства и позднее, когда от нечего делать ковырялась в базах данных в ожидании, что ее имя, наконец, очистят от гнусных обвинений, так что о том, что толкало молодого человека на регулярные посещения чужой полуживой матери, Катарина догадывалась.
Такси остановилось у отеля, короткий разговор с портье, и вот у нее уже есть ключ от номера, где она не собиралась ночевать. Лифт. Его этаж. Его дверь.
Катарина решительно постучалась, наплевав на поздний час. Спит? Она готова была включить пожарную сигнализацию, чтобы разбудить его. За ней остался должок – а долги, как ее научили, необходимо возвращать.

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-14 02:47:14)

Вошла ты,
резкая, как "нате!",
муча перчатки замш,
сказала…

- Давно не виделись, любимый, - сахарный голос с медовыми грудными интонациями и походка – все та же. Катарина прошла на середину комнаты, огляделась – обычный номер, из тех, которые она давно привыкла называть домом, необжитой, сиротливый своей стандартностью, безликий своим комфортом. Даже и не глядя, могла бы понять – где тут кресло, где тут ванная. Отели и номера, в которых ей доводилось жить, сливались в серую неразличимую массу, отличаясь разве что цветом логотипа на полотенцах. То, что красовалось на бедрах ее старого знакомого, было кипенно белым. Скользнула взглядом по логотипу из переплетенных синих линий в уголке белой махровой ткани.
- Как всегда неплохо выглядишь.
Развернула кресло, села, вытянув длинные ноги, положила на колени книгу, накрыла ее ладонью и посмотрела – спокойно и зло на мужчину, стоявшего перед ней. Изучив закоулки прежде незнакомого чувства, она научилась сдержанности. Ненависть питалась напоминаниями, и вот уже узкая рука скользнула в недра сумочки, извлекла сигареты, и Катарина закурила, не забыв вежливо попросить разрешения и игнорируя любую возможность отказа.
- Ты же не против, я покурю, - сизый дымок поднялся к потолку, свился в кольца – чужеродный в стерильных запахах гостиничного номера, такой же чужеродный, как она сама, сидящая здесь осколком прошлого, которое синеглазый журналист все никак не желал оставить в покое. Он скривилась от запаха табака и мерзкого вкуса сигареты во рту – но сделала очередную затяжку. Тянула время, играя на нервах – прежде всего, своих собственных.
- Ты сменил предпочтения и стал некрофилом? Или ты тешишь себя мечтой, что однажды она проснется от твоего чтения, как спящая красавица, и расцветет майской розой? Должна сообщить тебе, что мама всегда терпеть не могла журналистов – будь так добр, дай какую-нибудь пепельницу… они всегда казались ей подлыми предателями и обманщиками, - ее голос звучал ровно, почти нежно, и в серых глазах не бесились обычные чертенята. – Я не думаю, что она ответила бы тебе взаимностью.
Узкая рука поглаживала корешок книги.
- Что ты здесь забыл?
[icon]http://s020.radikal.ru/i721/1407/ef/2d4660d5e6f8.jpg[/icon]

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-14 13:38:10)

Сгодился и стакан. Катарина стряхнула трубочку серого пепла, который, коснувшись прозрачного дна, рассыпался серой кляксой – даже красиво. Стеснительность не относилась к порокам Сэнди Эшлинга, и подняв глаза, Катарина имел возможность вволю полюбоваться на сильное молодое тело, которое умело дарить наслаждения, и на которое она столько рассчитывала. Она еще помнила их полет, и помнила их танго, и знала, как ощущаются эти широкие плечи, если попытаться опереться на них – и знала, как ненадежна эта опора. Почему-то вдруг ей вспомнилась Мюриэль – эта глупышка хотела видеть в мистере Эшлинге билет в сказочно-красивую жизнь, но на поверку оказалось, что Катарина гораздо глупее – Мюриэль хотя бы не требовала от него слишком много. А сама Кэт? Та роль, которую она так старательно навязывала ему, был ли Сэнди когда-нибудь способен сыграть ее? Или это были всего лишь иллюзии маленькой наивной девочки, искавшей в циничном и недружелюбном мире опору для своих фантазий?
Реплика о профессии показалась ей высокопарной, а заявление о любви к планете – лукавым. Он тоже изменился – или ей казалось? – разве раньше он позволял себе так увиливать от очевидных вопросов и выражаться столь напыщенно? Или он всегда был таким, и только иллюзии застили ей глаза на то, что на самом деле Сэнди просто…
Он сел на кровать, одетый, защищенный, и попытался говорить напрямую, избегая того прямого вопроса, что она уже задала. Хорошо, подумала, хорошо же. Открыла книгу.
- Обвинения? Зайка, да в чем же мне тебя обвинять? Я пришла поблагодарить тебя, - она встретилась с ним взглядом и улыбнулась. – Ты столько сделал для меня – благодаря тебе я научилась… да почти всему, что я теперь знаю. Увидела чудесные места, о которых не грезила даже в кошмарах, встретила людей, которые так и не смогли сломать меня, хотя очень пытались, поняла, что детские сказки не имеют никакого отношения к действительности. О нет, я не могу тебя обвинять, - не в том же винить его, что он был тем, кем был. – Ты всегда старался мне помочь, - она снова улыбнулась, и снова затянулась, не глядя перелистывая страницы книги. Ненависть казалась ей холодным белым колючим существом, поселившимся где-то внутри ее сердца, голодным и жадным настолько, что оно пожирало все остальные чувства. – Ты даже маме моей пытаешься помочь.
Она выдохнула белый дым, сдерживая непроизнесенные слова. Ей почему-то всегда казалось, что они еще встретятся – но никогда она не думала, что так. Ей всегда казалось, что она осыпет его ругательствами, расцарапает лицо, швырнет чем-нибудь, причинит… боль. Но теперь, сидя напротив него в кресле и листая принесенную им книгу, она поняла, что не сделает ничего подобного. Огонь, горевший в ней, больше не был высоким и пожирающим, он превратился в угли, которые тлели и тлели и могли тлеть сколь угодно долго. Вечно, подумала она.
[icon]http://s020.radikal.ru/i721/1407/ef/2d4660d5e6f8.jpg[/icon]

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-15 12:25:22)

[icon]http://s020.radikal.ru/i721/1407/ef/2d4660d5e6f8.jpg[/icon]

Его слова были так предсказуемы, что она помимо воли рассмеялась – хотя, что уж тут смешного. В отличие от Сэнди, Катарина не испытывала к нему жалости. Он, кажется, и правда не понимал, на что все это было похоже. Он не был в этом виноват, вдруг подумала она. Он просто не видит, не приучен, не бит, не знает иного способа жить и поступать. Ему так сладко чувствовать себя правым, судией, только вот совесть иногда начинает мешать спать по ночам – но совесть так легко заглушить. Неужели он мог это понимать – и продолжать жить и поступать так, как жил и поступал?
- О, мой маленький сладкий лицемер! – Она листала страницы книги все быстрее и быстрее – словно играла в вечную девичью игру – погадай по книге на суженного, прочитай, что вас с ним ждет. – Твоя помощь обходится так невозможно дорого, мне, во всяком случае, обошлась. Ты не боишься, что мою хрупкую маму твое благородство просто-напросто угробит? – Она все смеялась и смеялась.
Кинула в стакан докуренную сигарету, остановилась на какой-то странице, и закурила новую. Смех стих сам собой, но продолжал искриться в уголках глаз выступившими слезами. Не ей, конечно, было его учить и лечить, но раз уж он так любит правду, то заслуживает того, чтобы она прозвучала.
- Ты же понимаешь, что мне не нужна твоя помощь, что она, тем более, не нужна моей матери. Так зачем же это все понадобилось тебе? – Фактически, она повторяла уже заданный вопрос, только на этот раз прямо. Посмотрела на него, сощурив глаза – что же он пытался сделать, переводя деньги на счет больницы, навещая Валери и читая ей всякие фантастические глупости о том, что все будет хорошо и волшебно?
- Зачем тебе понадобилось навещать мою мать? – Повторила она вопрос в третий раз, с любопытством глядя на него – ответит или увильнет, а если ответит, то что?

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-16 01:28:59)

Не следовало ему упоминать об агонии Валери, не следовало даже думать об этом. Это дело абсолютно его не касалось – и несколько соляриев, переведенных на счет, и даже несколько часов чтения не давали ему права судить об этом. Но он, разумеется, считал по-другому. У него, разумеется, было "мнение". 
- Ах, для нее… - Катарина вдруг снова расхохоталась, да так, что даже вышвырнула недокуренную сигарету в стакан – не хватало еще устроить пожар. – Для нее! Бедный-бедный Сэнди, ты даже не подозреваешь, насколько ты типичен. Вы, сытые, умные, добрые, правильные и честные буржуа, как вы любите спасать бессловесных морских котиков и редких птичек от вымирания. Какими щедрыми и благородными себя чувствуете, как вы правильно поступаете! А главное, котики не могут возразить, послать вас к черту – они ведь вам в глубине души, конечно же, благодарны! За участие, о котором не могут попросить и за которое не могут поблагодарить вслух.
Все еще хохоча, она дернула на себя страницу из книги, и та на удивление легко оторвалась. Это оказалось неожиданно забавно, и Катарина, скомкав первый лист и выбросив его на середину комнаты, тут же надорвала второй.
- Знаешь, кого ты мне напоминаешь? У меня  был друг… любовник,  - начистоту так начистоту, почему бы не назвать вещи своими именами? Она скомкала второй лист и весело выбросила его следом за первым, а потом уже по мере рассказа рвала книгу все быстрее и быстрее, кидая бумагу в сидевшего так близко – всего-то полтора метра, а ведь в ней текла кровь жонглера! – Сэнди Эшлинга.
– Он был очень богатый человек. Он любил помогать людям – дарил неимущим дома, устраивал их детей в университеты, выделяя стипендии, просто подкидывал денег. Я считала его воплощением щедрости, пока однажды не увидела, как облагодетельствованные им люди подходят и целуют ему руки. Они подходили и целовали ему руки, а он улыбался, смущенно, счастливо, но не останавливал их. Так, бормотал «ну что вы, не стоит», а все равно же позволял. Он тоже был уверен, что делает все только для них, что он поступает правильно. Я его бросила в тот же день, таким он показался мне отвратительным. Думаешь, ты чем-то от него отличаешься, Мистер-Я-Читаю-Живому-Трупу-Сказки? Ты закончишь так же, будь уверен.
Она резко оборвала смех и посмотрела на Сэнди холодно, так холодно, как ощущалось в ней белое колючее чувство, которое она звала ненавистью. Не злость, нет. И даже не презрение.
- Лучше бы тебе тешить свое ощущение благородства в другом месте. Моя мать не морской котик, и рук тебе тут никто не поцелует, не жди. У тебя были все шансы поступить по-мужски, поступить честно, поступить благородно за свой, не за чужой счет, но ты предпочел не рисковать своей ценной шкуркой, маленький мещанин, ты бросил меня в том доме, а сам предпочел даже немножко на этом поживиться. Чтобы потом искупить! Потратить свои грязные барыши на правильное и благородное дело. Или, может, за пребывание моей мамы в больнице заплатил твой папочка? Кстати, сколько ему лет? Пятьдесят-шестьдесят? – Она сощурилась. – Твои родители счастливы в браке? Может, мне стоит в порыве благодарности за то, что он воспитал такого сына, подарить ему на старости лет немного счастья и ощущения полноты жизни?  Как ты думаешь, - ее лицо приняло озабоченное выражение, она кинула разорванную, распотрошенную книгу на пол, забыв о ней, и наклонилась вперед. – Как ты думаешь, твоя мама хорошо умеет делать глубокий минет? Потому что я считаю совершенно неправильным, если мужчине не довелось испытать радости от хорошо сделанного минета. Я готова восполнить этот пробел, если он существует… и сделать это не для себя и не для тебя, а только для него!
Катарина откинулась на спинку кресла и снова звонко, почти как в детстве, засмеялась.
[icon]http://s020.radikal.ru/i721/1407/ef/2d4660d5e6f8.jpg[/icon]

Отредактировано Katarina Neuer (2014-07-16 03:37:04)

[icon]http://s020.radikal.ru/i721/1407/ef/2d4660d5e6f8.jpg[/icon]
Она могла только аплодировать – себе самой, победительнице конкурса идиоток. И это тупое, упертое, непробиваемое самодовольство она когда-то приняла за честность? За надежность? За, черт его побери, благородство?
Броня мистера Эшлинга-младшего была так прочна, что через нее не могли пробиться никакие уколы, никакая правда, никакая иная точка зрения. Катарина видела – даже сквозь застившие глаза слезы от смеха, что он не играет, не сдерживает гнев, не прячет задетое самолюбие, потому что ему не было нужды играть, он не испытывал гнева, а его самолюбие, перешедшее в самолюбование, не могло быть задето извне – вообще, никак.
Она могла бы еще очевиднее обозвать его мать шлюхой или даже проползти в постель его отца – но и тогда Сэнди Эшлинг сохранил бы свое спокойствие, основанное на том, что он просто отказывался видеть то, что не вписывалось в картину великолепной порядочности - его самого и его семьи.
- Это потрясающе, - выдохнула она. В его толстой коже все же был изъян, это очевидно – не зря он все-таки приехал и навещал Валери и сентиментально поддерживал ее, наверняка, душеспасительными трогательными беседами. Но и этот изъян на поверку оказывался лишь изгибом чешуйки неуязвимого дракона, еще одной вариацией на тему самоуверенной ограниченности золотого избалованного мальчика – ему даже не нужны были зрители. Он упивался сам собой – и даже этого не замечал!
Разумеется, теперь она понимала. Он поступил бы точно так же – а как иначе могла поступить эта толстокожая эгоцентричность? Оставался всего один пункт – но Катарина была уверена, что и здесь он останется на высоте в собственных глазах.
- А ведь ты даже не знаешь, отчего вымирает морской котик. Понятия не имеешь, почему одна из лучших клиник Икабода за эти годы так и не вывела Валери из комы, верно? – Она внимательно посмотрела на него, такого бронзового среди комков испещренной черными строчками бумаги. – Не представляешь – если один шанс на миллион все-таки выпадет, и она услышит твое чтение – какое впечатление на нее произведут все эти книги о фантастических мирах, да? Ты так занят своей ролью, что тебе вообще-то плевать на то, что на самом деле творится с ней.
Это осознание было последней каплей. Она поднялась, ожидая ответа и спокойно глядя на него – прошлого смеха и прошлой истерики в ней не осталось – она так много поняла о людях этой ночью, что стоило бы поблагодарить за урок, но разве она уже с лихвой не оплатила свое обучение полутора годами, вырванными из жизни?
- Скажи же мне, скажи, что ты знаешь о ней, обо мне, о том, что на самом деле происходит вокруг? – Она просила его почти дружески, поймала себя на этом и не удивилась. Маленькая девочка в ней все цеплялась за прошлое, белое-колючее затаилось внутри. – Скажи.